Включить версию для слабовидящих
^Back To Top
«Я ВЕРНУЛСЯ НА ДОН»
Николай Туроверов и его эпоха
(К 115-й годовщине со дня рождения Н.Н. Туроверова)
18 марта (30 марта по нов.ст.) 1899 г. - 23 сентября 1972 г.
Фея положила в колыбель
Мне свирель прадедовского края,
Да насущный хлеб чужих земель.
Н. Туроверов
Часть I.
Великий переполох
В конце 80-х годов в России начался, и сегодня достаточно успешно, в частности, на Дону, идёт процесс прихода в российскую литературу имени и богатого литературного наследия одного из крупнейших поэтов российского и казачьего зарубежья, публициста, собирателя и хранителя русской и казачьей старины, активного общественного деятеля казачьего зарубежья 40 - 60-х годов прошлого столетия, подъесаула Лейб-Гвардии Атаманского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка, офицера Французского Иностранного легиона, казака станицы Старочеркасской Области Войска Донского Николая Николаевича Туроверова.
«Я верю в жизни обновленье, и в царство правды и любви...»
Родившийся 18 марта (30 марта по нов.ст.) 1899 года в семье потомственных старочеркасских казаков, в местечке Манково-Берёзово на Дону, Н. Туроверов был «...казак Старого города, в котором, к моему глубокому сожалению, - писал Н. Туроверов в 1959 г., в письме донскому казаку, профессору М.А. Миллеру (ФРГ), - бывал в юности и мимоходом...», но о котором помнил всю свою жизнь. Старым городом поэт называл древнюю казачью столицу Старочеркасск.
Древняя Черкасская станица, -
Город мой на низком берегу
С каждым годом дальше и дороже...
Забавно, но все члены его семьи носили отчество «Николаевич». «Николаем в квадрате» был не только наш герой, но и его отец. Мать, Анна Николаевна, добрая и сострадательная женщина, имела запорожские корни. Младший брат Шура, чуть набрав солидности, тоже оказался Александром Николаевичем.
Детство и отрочество будущий поэт провёл в окружной станице Каменской. Каменская, утопающая в зелени станица, с каменными зданиями, стала колыбелью поэта. Сюда он постоянно возвращался в своих стихах. Здесь его отец, тоже Николай Николаевич Туроверов, войсковой старшина, потомок легендарных казачьих атаманов (один из них входил в состав заговорщиков, возведших на престол Екатерину II), служил судебным следователем. Здесь жили сестры будущего поэта.
В семье любили книгу и музыку, отец был страстным охотником. Как все казачьи дети мужского пола, Коля в три года был посажен на коня, в пять - уже свободно ездил верхом. Когда в эмиграции Н. Туроверов будет вспоминать о доме и детстве, муза подскажет ему почти пасторальные картинки.
На солнце, в мартовских садах,
Ещё сырых и обнажённых,
Сидят на постланных коврах
Принарядившиеся жёны.
Весь город ждёт и жёны ждут,
Когда с раската грянет пушка,
Но в ожиданье там и тут
Гуляет пенистая кружка...
Семь классов своего гражданского образования Николай получил в Каменском реальном училище. К этому времени выпускники таких училищ уже могли претендовать на поступление в университет - на физико-математический и медицинский факультеты.
Именно в годы его учёбы, в 1916 году, в журнале «К свету», издававшемуся учащимися женской гимназии и реального училища станицы Каменской, было опубликовано первое известное стихотворение Николая Туроверова «Откровение».
Его нашёл и впервые обнародовал директор казачьей школы в г. Каменск-Шахтинском А.Н. Чеботарёв. А юная исследовательница, ученица 11 класса 2-й казачьей школы № 2 этого города Евгения Скидаченко нашла первое стихотворение ученика Каменского реального училища Н. Туроверова «1915 год»:
Я верю в жизни обновленъе,
И в царство правды и любви,
Непрочен мир наш озлобленъя,
Мир, утопающий в крови.
(«К свету»: журнал учащихся ст. Каменской обл. Войска Донского. 1914. № 1)
В 1914 году грянула Первая мировая война. Туроверову в ту пору было всего 15, но на фронт ему страстно хотелось, как и многим его сверстникам, грезившим военной романтикой, которой они и не нюхали.
Так когда-то юный Пушкин и прочие лицеисты мечтали сразиться с Наполеоном, но по молодости лет вынуждены были довольствоваться скучными науками, о чём Александр Сергеевич с предельной лаконичностью рассказал в стихотворении «1812-й год»:
Вы помните: текла за ратъю рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шёл мимо нас.
Точно такой же «конфликт поколений» - в стихотворении «1914-й год» Туроверова.
Казаков казачки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном,
Разве мы — их дети — позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?
Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалось в это время
Неизбежной близкая победа?
О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?
«Когда судьба меня швырнула от парты прямо на коня»
Едва дождавшись семнадцати лет, Николай Туроверов 1 апреля 1917 года поступает вольноопределяющимся в славный своими боевыми традициями Лейб-Гвардии Атаманский Его Императорского Величества Наследника Цесаревича полк.
И снова горечью полыни
Дохнёт в лицо горячий день:
Набат станиц, орудий гулы
Крещенье первого огня,
Когда судьба меня швырнула
От парты прямо на коня.
В составе Атаманского полка он уходит на фронт, где неоднократно принимал участие в боевых действиях и 1 сентября того же года был произведён в урядники. А 2 сентября его отправляют в Новочеркасское военное училище, чтобы ускоренным порядком «выучиться на офицера». Да только учёба была недолгой, до зимы. В стране произошёл Октябрьский переворот, уставшее от войны казачество гадало, чего ждать от большевиков.
Среди тех, кто быстро понял, что от «краснопузых» добра не будет, был и легендарный есаул Василий Михайлович Чернецов - командир и организатор первого белого партизанского отряда на Дону, которого за удаль и бесстрашие прозвали «донским Иваном-царевичем». «В историю Дона он вошёл самой яркой фигурой в ряду Донских Белых Богатырей. Его смерть, от предательской руки, в неравном бою 22 января 1918 года, оказала, несомненно, влияние на думы Атамана - генерала Каледина, приведшие его к самоубийству.» (Денисов СВ. Белая Россия.С-Пб.- Нева-Ладога-Онега; М, -Артель, 1991, стр. 86).
Николай Туроверов с младшим братом Сашей решили, что отряд Чернецова - самое подходящее для них место. Когда заколебались и временно дрогнули утомлённые сражениями Первой мировой войны отцы, Николай с братом в числе большой группы казаков-учащихся г. Новочеркасска встают на защиту казачьего Присуда. 12 января 1918 года они вступают в первый на Дону партизанский отряд Белого Движения.
Отряд Чернецова стал прикрытием Новочеркасска от атак красных и чуть ли не единственной действующей силой атамана A.M. Каледина.
«Каледин взывал к казачеству, - напишет Туроверов много лет спустя в почти автобиографическом рассказе «Первая любовь». - Но казаки, вернувшись с фронта, были глухи к призыву своего атамана - война им надоела, - и мы - юнкера, кадеты, гимназисты, разоружив пехотную бригаду в Хотунке под Новочеркасском, пошли брать восставший Ростов. Вот эту зиму, очень снежную и метельную, эти дни великолепного переполоха, когда всё летело к чёрту и не успевшим попасть на фронт было разрешено стрелять и совершать подвиги у себя дома, это неповторимое время атамана Каледина я запомнил твёрдо и навсегда».
Много лет спустя, вспоминая во французской столице те героические и трагические дни, вновь и вновь переживая пламенный порыв казачьей молодёжи и её многочисленные потери, Н. Туроверов задавался вопросом:
...И растет и ждёт ли наша смена,
Чтобы вновь в февральскую пургу
Дети шли в сугробах по колено
Умирать на розовом снегу.
Пожалуй, уместным будет задать и другой вопрос: а чем занимались в это время русские офицеры, заполонившие в те дни г. Ростов. По воспоминаниям очевидца тех событий В. Н. Иваниса, «...в Ростове околачивались десятки тысяч офицеров, из которых многие уже сбежали с севера от большевиков... Хорошо зная Ростов, несколько раз в дозорах я заглядывал в бары, шашлычные погреба и т.п. и везде видел «пир во время чумы». Во всех этих местах было полно офицеров, полуобнажённых женщин, всё пило, плясало и пело, а в десяти километрах защищала этот Ростов горстка офицеров, студентов, учеников средних учебных заведений и небольшое число солдат, не подвергшихся разложению... Особенно было интересно, что в этом содоме на подмостках пели и танцевали офицеры в гимнастёрках или кителях без погон, только что бежавшие от большевиков из Москвы, Рязани, Орла и других городов. Молодые, здоровые, ещё вчера храбрые офицеры...» (С.А. Плема. Вехи жизни. Краеведческий журнал «Донской временник». Год 2013, Ростов-на-Дону 2012, стр. стр.108, 109, http://www.donvrem.dspl.ru/).
«Степной - за Россию - поход»
После трагической гибели В.М. Чернецова, больших потерь в рядах его отряда и вынужденного оставления казаками донской столицы г. Новочеркасска Н. Туроверов уходит в восточные районы Области, в ставший легендарным «Степной поход», длившегося с февраля по март 1918 года. Из Новочеркасска в Сальские степи под командованием Походного Атамана
Всевеликого Войска Донского, Генерального штаба генерала от кавалерии П.Х. Попова, двинулось около двух тысяч штыков . 75 процентов добровольцев снова составлял молодняк, почти дети: фронтовики предпочитали отсиживаться дома.
28 боёв за 80 дней выдержал небольшой отряд. Это значит, что воевать приходилось через каждые два дня на третий. За 17 - 18-летними мальчишками не было почти ничего, кроме энтузиазма и прибывающего с каждым днём партизанского опыта. Спустя 15 лет, уже в парижской эмиграции, участник этих драматических событий Н. Туроверов напишет:
Не выдаст моя кобылица.
Не лопнет подпруга седла.
Дымится в Задонъе, курится
Седая февральская мгла.
Встает за могилой могила.
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее - Корнилов,
В метелях идущий на смерть.
Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою,
Тоску безысходного гона,
Тревоги в морозных ночах,
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.
Мы отдали все, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной — за Россию — поход.
Весь поход двигались степью, по снегу и грязи, в метель и дождь, пробиваясь вперед с непрерывными боями. Однажды добровольческие части после дождя, града и внезапно ударившего мороза покрылись коркой льда, отчего поход этот и стал называться «Ледяным».
Возвращение в г. Новочеркасск, тяжёлые бои на Дону, а затем - характерный для большей части будущих донских казаков-изгнанников путь: оставление донской столицы, и теперь уже навсегда, -
Колокола могильно пели.
В домах прощались, во дворе
Венок плели, кружась, метели
Тебе, мой город, на горе.
Теперь один снесёшь ты муки
Под сень соборного креста.
Я помню, помню день разлуки,
В канун Рождения Христа,
И не забуду звон унылый
Среди снегов декабрьских вьюг
И бешенный галоп кобылы,
Меня бросающий на юг.
Будучи уже подъесаулом, Николай Туроверов в составе Атаманского полка продолжал биться за ту Россию, которую не хотел потерять, - на Дону, на Кубани, в Новороссийске и под командованием генерала Врангеля - на берегах Сиваша. За три года войны Н. Туроверов заработал четыре ранения и орден Св. Владимира 4-й степени - боевую награду, которой фронтовики гордились. Затем последовала эвакуация в Крым.
Здесь, сплочённая под командованием генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля Белая армия, в том числе и донские, кубанские, терские и астраханские конные казачьи полки и дивизии, дала свой последний и решительный бой. Сломив оборону отборных, но малочисленных офицерских сил, красные дивизии взяли Турецкий вал. Это был конец, о котором тоже сумел рассказать Туроверов, скупыми и пронзительными строками короткой поэмы «Перекоп»:
Нас было мало, слишком мало,
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак...
Полк шёл в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.
«И прощаясь с Россией навеки. ..»
А потом была врангелевская эвакуация. В первых числах ноября 1920 года среди 140 тысяч русских военных, в том числе 50 тысяч казаков и тысяч гражданских беженцев с Дона, Кубани и Терека, Туроверов навсегда покинул родину. Его, раненного, внеслина один из последних пароходов в Севастопольском порту. Следом по трапу поднялась его жена - Юлия Грекова, красавица-казачка, медсестра крымского госпиталя.
Помню горечь солёного ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;
Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, —
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.
И прощаясь с Россией навеки,
Я постиг, я запомнил навек
Неподвижность толпы на спардеке,
Эти слёзы у дрогнувших век.
Покидали последний клочок родной земли в страшной тесноте, зачастую без необходимых запасов воды и продовольствия, медикаментов, вновь, с горечью, бросив, теперь уже на крымских пляжах и улицах портовых городов, своих верных боевых друзей - многие тысячи коней, -
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,
Когда с прощальным поцелуем
И, злым предчувствием волнуем,
Заржёт печально верный друг.
В чёрно-голубую воду вслед за уплывающим пароходом бросались кони, не в силах расстаться с удаляющимися в никуда казаками. И об этом душераздирающем расставании Туроверов тоже не мог не написать. Стихи, посвященные коню, в СССР тайно переписывали, даже не зная имени автора. Сейчас всем приходит на память финал советского фильма «Служили два товарища» - там белогвардеец Брусенцов в исполнении В. Высоцкого смотрит с борта эмигрантского корабля на своего белого Абрека, прыгнувшего в море с высокого причала. Офицер достаёт револьвер и стреляет - нет, не в коня, в висок. В реальности же кавалеристы стреляли в своих лошадей, - «чтоб не мучились».
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо -
Покраснела чуть вода...
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
После изнурительного морского путешествия казаки оказались на греческом острове Лемнос. Формально это был предоставленный французами пересылочный лагерь для врангелевцев, фактически — большая, окруженная водой тюрьма. «Союзники» установили для русских строгий режим интернирования и обеспечили весьма скудное снабжение. Каждому казаку полагалось по пятьсот граммов хлеба, немного картошки и консервов. Жили в бараках и насквозь продуваемых палатках, без кроватей, матрасов и одеял. Собирать бурьян для растопки печек не разрешалось: казакам запретили ходить по острову, за этим строго следила французская охрана, в основном состоявшая из сенегальцев и марокканцев.
Многими овладевало отчаяние: ни родины, ни дома, ни работы, ни свободы. Резкое похолодание усугубило ситуацию — мужчины и женщины спали, не раздеваясь, в лагере начали зверствовать вши и чахотка. Самоубийства среди эвакуированных стали случаться все чаще. Одновременно люди искали противоядия от настигшего их ужаса. Одним из первых свидетельств несломленного духа стало строительство островной церкви — ее сколотили из ящиков и палаточной материи. Самодельный храм всегда был переполнен, а на службах пели казацкие хоры. Подробно о пребывании казаков-эмигрантов на о. Лемносе рассказал Никита Михалков в своём документальном фильме «Русская Голгофа. Остров Лемнос».
Николай Туроверов принимает вызов судьбы и начинает жить в предложенных обстоятельствах. Погоны пришлось снять и взвалить на плечи мешки с солью и мылом.
В полдневный час у пристани, когда
Грузили мы баржу под взглядом сенгалеза,
И отражала нас стеклянная вода.
Мы смутно помним прошлые года,
Неся по сходням соль, в чувалах хлев и мыло.
В один недавний сон слилося всё, что было,
И всё, что не было, быть может, никогда.
В следующем пункте своего эмигрантского маршрута - в Сербии, в 1921 году, - грузчику Туроверову пришлось испытать изнурительные лесозаготовительные работы. Здесь его жена родила дочь Наталью. Это были очень тяжёлые годы. Годы физических и духовных испытаний, но в эти же годы проявился поэтический дар Н.Н. Туроверова,-
Мне сам Господь налил чернил
И приказал стихи писать.
Я славил всё, что сердцу мило...
В издававшихся в г. София (Болгария) газете и журнале «Казачьи Думы» одно за другим в 1922-1924 годах публикуются стихи Н. Туроверова «Вольница», «Зов», «Орда», «Последние бои», «Архипелаг» и другие, а также поэмы «Крым» и «Новочеркасск».
Новочеркасск
(Вступление к поэме «Новочеркасск»)
Меня с тобой связали узы
Моих прадедов и дедов.
Не мне ль теперь просить у музы
И нужных рифм. И нужных слов?
Воспоминаний кубок пенный
Среди скитаний и невзгод
Не мне ль душою неизменной
Испить указан был черёд?
Но мыслить не могу иначе:
Ты город прошлых тихих дней,
И новый вихрь судьбы казачьей
Тебе был смерти холодней.
Вольница
Пройдя вдоль серых стен Азова, Манили вас степные дали.
Подняв косые паруса,- Средь ковыля и полыня
Который раз глядели снова Вы за татарином скакали.
Вы на чужие небеса? Гоня горячего коня.
Который раз в открытом море, 11ль, караваны обнаружив.
Пролив свою и вражью кровь. Делили пёстрые шелка,-
Несли вы дальше смерть и горе Рвала мотки заморских кружев
В туман турецких берегов? Тяжеловесная рука.
Но возвращал домой немногих, Когда же на майдане тесно
Кто в дальних схватках не погиб, Оголяясь, вы слушали послов,
Средь берегов своих пологих Стенное солнце жгло отвесно
Реки медлительный изгиб. Вас горячей горячих слов.
Ковры Царьграда и Дамаска И если вам грозил Аллаха
В Дону купали каюки. Или Москвы крутой закон.-
На низкой пристани Черкасска В мешке бросали вы с размаха
Вас ожидали старики,- Посла с зарёю в Тихий Дон.
Но прежде, чем делить добычу, И прибавляли вновь к оправе
Вы лучший слиток и халат. Икон рубин или алмаз.
Блюдя дедов своих обычай, Чтоб сохранить казачьей славе
Несли к подножью Царских врат. Благую ласку Божьих глаз.
(1922)
В октябре 1929 года в «Казачьем журнале» (Франция) литературный критик Александр Краснощёков, особо выделяя в сборнике стихов Туроверова «Путь» поэму «Новочеркасск», писал: «... Читал эти двадцать глав его поэмы и думал: какая поразительная эпоха прошла на наших глазах и какая радость, что свидетелем этой эпохи был Туроверов».
( Продолжение)
Материал подготовил А.А.Жарков,
Азовский казачий культурный центр
Литература
1. Казачье зарубежье. Н.Н. Туроверов Храня бессмертники сухие.. .(Избранное). Составитель К.Н. Хохульников. Ростов-на-Дону: Изд-во «Гефест», 1990.
2. Н.Н. Туроверов Бурей растревоженная степь!... Сборник поэзии, прозы и публицистики. Книга 2-я. Ростов-на-Дону: ЗАО «Ростиздат», 2008.
3. Поэты Белой гвардии. Меч в терновом венце: Николай Туроверов, Арсений Несмелов, Сергей Бехтеев, Иван Савин, Марианна Колосова. Сост., вступ. Ст. В. Хатюшина - М.: МГГУ им. М.А. Шолохова, 2008.
4. Леонидов. В. Он вернулся в Россию своими стихами, http://www.xxl3.ru/kadeti/turoverov.htm
5. Ирина Родина. Война и мир Николая Туроверова. http://rostov-dom.info/2010/04/voiina-i-mir-nikolaya-turoverova/
6. Крымов С. "Донской Есенин" - поэт Николай Туроверов. http: //www.kazak-blog.ru