Включить версию для слабовидящих
^Back To Top
«КЛАССИКИ В РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ - 2016»
Сценарий акции
Акция «Классики в Российской провинции» проводится по инициативе Ассоциации малых туристских городов России с 2014 года в городах: Азов, Дмитров, Елабуга, Кунгур, Мышкин, Суздаль, Тобольск, Углич.
Местные жители читают вслух произведения классиков Российской литературы, чьё творчество связано с именем города. Чтения идут в режиме non-stop в течение всего дня. Ведётся прямая звуковая трансляция на улицы города.
Библиотека имени А. Штанько во второй раз проводит акцию в сквере «Восток».
Открытие акции
Ведущий: Древний Азов… Овеянный славой Тихий Дон… Здесь каждый клочок земли дышит историей. В наш город устремляются тысячи туристов, чтобы взглянуть на город, о котором сложены легенды, пройтись по его земле, стонавшей когда-то под копытами коней и турецкими ядрами, а позднее горевшей под сапогами фашистских захватчиков, по земле, которая сохранила ещё приметы девяти отшумевших над нею веков, следы прошедших по ней поколений.
Чтец:
Ольга Мацагор. Азов
Маленький город на юге-
Белых акаций приют,
Мысли о маме, о друге
Детство забыть не дают.
Годы как хлеба колосья
Город собой оплели,
Вновь златогривая осень
Гордо пасется вдали.
Город цветет и смеется
К порту причалил баркас.
Песня за песнею льется –
Звуков, мелодий контраст.
Ведущий: История Дона, история донского казачества воспета многими писателями, поэтами, классиками и современниками. Дону и подвигам донских казаков посвятили свои произведения А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, И.С. Никитин, В.А. Гиляровский. Мало кто знает об особом интересе Гиляровского к Дону и истории казачества. Он написал целый цикл стихов «Из Донских мотивов».
Памяти донских казаков, понимавших большую государственную важность овладения турецкой крепостью Азов для выхода на просторы Азовского и Черного морей, посвящена трилогия Григория Мирошниченко, Почетного гражданина Азова №1.
Отрывок из первой книги трилогии - «Азов» (читают 15 человек гл.15, с.240):
Красноухий и рыжебородый, крутолобый азовский Асан-паша, начальник турецкой крепости, потерял душевный покой после того, как мимо Азова прошла многотысячная ватага донских казаков. Асан-паша не мог надеяться на милость султана Амурата, тем более — на защиту верховного визиря, умного, но очень мстительного человека. А у них были свои счеты. Кроме того, капудан-паша Пиали-ага, морской начальник, предупреждал Асан-пашу, чтобы он охранял крепость и оберегал пути в море пуще головы своей. А теперь тревожные вести поступали в Азов со всего турецкого побережья.
В один из дней пристала к азовской пристани легкая черная галера. На каменистый берег вышли четыре турка. С ними был пятый — посол султана грек Фома Кантакузин. Его черные хитрые глаза что-то хищно искали. Четыре турка — охрана и толмачи — засуетились вокруг грека, позвали военачальников и Асан-пашу.
—Асан-паша,— сказал турецкий начальник в короткой куртке с белыми шнурами,— тяжело болен.
Черные глаза Фомы Кантакузина испытующе поглядели на турецкого начальника, перебежали быстро на других начальников и спрятались.
—Асан-паша действительно болен? — спросил он тихим, но твердым голосом.
—Асан-паша болен,-— подтвердили все военачальники.
—Ваши глаза,— сказал посол, —не говорят мне правды! Почему? Не потому ли, что и вы во многом повинны?
Начальники пошептались, но ничего не ответили Фоме, которого они хорошо знали: он не раз ездил в Москву, к белому царю, через Азов-крепость.
Хитрый грек успел уже разглядеть рукава Дона. «Как могли пройти здесь тысячи донских казаков с таким множеством челнов?» — думал он. Словно нехотя, сквозь зубы, Фома говорил начальникам:
—А разве Асан-паша не знает, что донские и запорожские казаки вышли в море и пробились к Стамбулу, сожгли Галату, предместья Перы, а потом взорвали Арсенал? Они пожгли дворцы в Топп-Капуси, торговые корабли. Султану обожгло поджаром бороду, а верховному визирю едва удалось спастись. Не потому ли вы говорите мне неправду о нездоровье Асан-паши?
Мы очень наказаны волею аллаха. И тот должен быть сурово наказан, кто не уберег нас от этого несчастья. Великий Амурат в большом гневе.
—Аллах! — взмолился в страхе начальник.— Скажу всю правду: Асан-паша в сильном опьянении.— Он повалился к ногам Кантакузина.— Прости нас! Мы посылали гонцов к силистрийскому Гусейн-паше, синопскому и трапезондскому пашам, крымскому хану Джан-бек Гирею, ко всем, ко всем! Но помощи ни от кого не получили.
Грек сказал со злостью:
— В ваших словах правды мало. Вы лживы настолько, насколько будет справедливо возмездие султана. Злосчастный день для вас!
Все направились во дворец Асан-паши. Увидев у себя знакомого грека, паша, с утра пьянствовавший, побледнел. Он едва поднялся с ковра, сделал низкий поклон.
Турецкий посол показал паше бумагу, писанную рукой султана. Тот прочел и упал на ковер, головой стал биться о пол. Грек стал еще строже; надменность его выражалась в его холодности, медлительности, уверенности и важности, с которыми он выполнял приказ султана.
Он обратился к окружающим:
— Галеры султана вышли в море на помощь вам: Держаться надо было, Асан-паша же всех казаков пропустил. Они пришли в Стамбул. В море саранчой нахлынули, ночью порубили днища у двенадцати турецких галер и потопили их. Урон немалый!.. Султан не может миловать! — И посол указал повелительно на пашу, бившегося головой о пол.
Асан-пашу выволокли из дворца, на глазах у всех отрубили голову тяжелым ятаганом, а затем на той же черной галере отправили ее, завернутую в персидскую шаль, в Стамбул, к султану. Посол остался в крепости.
Начальником крепости назначен был Калаш-паша.
Гарнизон крепости перешел на осадное положение. На башнях и каменных стенах, на прибрежных горах и сторожевых башнях янычар было в семь раз больше прежнего. Турецкие суда день и ночь подвозили в крепость новое войско, свинец, порох и продовольствие. Султан Амурат приказал всем начальникам в Азове и Казикермене: любой ценой не пропустить казаков обратно на Дон и к Днепру.
Фома Кантакузин сообщил атаманам Волоките Фролову и Науму Васильеву о своем прибытии в Азов. Он уведомлял их, что едет к белому царю по важным делам и вскоре будет в Черкасске. Кантакузин просил выслать надежных казаков для встречи его и толмачей и подтверждал свою неизменную дружбу и любовь как к донским казакам, так и к великому государю. Едет-де он к государю с письмом от самого султана.
В нижних юртах и городе Черкасске узнали о приезде турецкого посла в Азов и забеспокоились. Что делать было донским казакам и атаманам? Казаки, которые пошли на море, еще не вернулись; не было и тех, которые в Крым отправились. И стали казаки судить да рядить: зачем-де турецкий посол, хитрющий грек, к царю едет? Всякое предполагали, но пришли к одному выводу, что походы казаков на море да в Крыму оказались вполне успешными и, стало быть, надо вскоре ожидать казаков.
Атаманы ответили послу, что они его встретят, как прежде встречали, и помешки ему ни в чем не будет. А старые казаки всё твердили:
— Ну, раз Фома в Азове — значит, плохи дела турок на море!
Заодно стали опять вспоминать, как Епифан Радилов возил Фому в Москву и как он тогда поморил коней своих. Довез благополучно, но царь все же не дал ему своей чарки и жалованья. А вышло так потому, что грек пожаловался на Радилова царю: стругом-де мастер управлять, а еще больший мастер воровских поисков на море против турок! И Михаил Федорович писал казакам, чтобы они турского посла Фому Кантакузина по царскому указу «встречали честно, и принимали честно». А за службу ту государь обещал выдавать казакам жалованье. И велел еще царь предоставить турскому послу посольские струги и провожатых к ним.
Наум Васильев спрашивал Волокиту Фролова:
—А не упомнишь ли ты, не провожал ли того грека Иван Косой!
—Ну, провожал,— ответил Волокита.— А что с того?
—А ему за провожанье Фомы меду царского не дали?
—Нашел что вспоминать... А что давано было на Москве, когда я провожал Фому? — вспоминал Волокита.— Камка мне дана была, сукно худое, да денег девять рублев. А Лариону Анисимову ничего не дали, из царской мошны ни единой денежки не выкинули... Вези послов в Москву,— себе дороже будет! Конь упадет — денег не дадут. Сам подохнешь — туда и дорога, никто не вспомянет. Убьют татары — креста за царскую денежку на дороге не поставят! А с этим длинноносым черноволосым греком еще пуще намучаемся : причуды строит — то ему не так, да это не так. А Филарет Никитич всё грамоты свои чернит.
Вы-де будете у меня в вечном запрещении, в вечном отлучении. Не троньте-де его — Фому Кантакузина...Вон как! — горячо закончил Волокита.— Убить такого посла — да и всё тут.
—А ты неправ,— сказал ему Наум Васильев.— Послов встречать нам надобно. Придет — и встретим. И принимать его будем, как по закону нужно: палить из мелкого ружья и пушек! И учинять ему мы будем помешку всякую, чтоб до царя не спешил добраться.
А как вернутся атаманы, мы порешим, как дальше быть: убить ли Фому, или в Москву пустить. Казаки еще в море — и посла в Москву пустить не след нам.
—Мед царский хорош,— промолвил басовито Осип Петров,— а пиво дома лучше. Мы скажем Фоме: суденышек у нас нету, кормщиков да гребцов нету, тебе сотню казаков, в почетную охрану, надобно — нету! А струги за свои деньги купить не можем: мы жалованья от царя давно не получаем, вконец мы обедняли.
Ведущий: Шестнадцать суток днём и ночью грохотала турецкая артиллерия, посылая смертоносные снаряды в крепость, заставляя казаков зарываться в землю. Одновременно с обстрелом турки вели несколько подкопов к стенам крепости, но казаки, угадав намерения врага, рыли навстречу свои подкопы, взрывая турок…
Анатолий Баклыков. ДЕНЬ ГОРОДА
Нынче праздник в городе Азове!
Азовчане, милые мои!
Город, друг мой, искренний, как совесть.
Это город славы и любви.
Он давно историей замечен.
Ещё раньше, видимо, людьми.
Судьбами людей очеловечен,
Так живет он, как живут они.
Всякое в судьбе его бывало.
Он для всей округи — город-дед.
Сколько здесь народов воевало!
Сколько было крови, слёз и бед.
Мы, порой того не замечая,
По останкам ходим, по крови,
Тех, что грудью город защищали,
Древний город славы и любви.
Нам бы праху предков поклониться,
Должное их памяти отдать,
А потом уж можно веселиться
И Азов наш в песнях воспевать.
Ведущий: Славят наш город его жители и в наши дни. В Азове живут талантливые писатели и поэты, которые в своих произведениях воспевают красоту родной земли и выражают языком поэзии свою любовь к малой Родине – Донщине, Приазовью.
Юрий Петрович Ремесник по праву считается одним из лучших поэтов Дона, его имя известно всей России, и мы гордимся, что Юрий Петрович живет и плодотворно работает в Азове.
Юрий Ремесник. Из Азовской тетради
Мое родное Приазовье,
Зарницы памяти моей,
земля, оплаченная кровью,
Земля, спасенная любовью
Своих отважных бунтарей.
Над этой вольницей
Казачьей
Свистели сабельно ветра,
Когда навстречу вдовьим
Плачам
Летел воинственно
Горячий
Призыв великого Петра.
За нами - пламенные годы
Еще горят кострами смут,
Где революции походы,
Свободы,
Где революции походы,
Зерно и порох,
Бой и труд.
Я жизнь разгадывал,
Как ребус,
Я мир дорогой измерял,
Но — шире поля,
Выше неба,
Вкусней твоей воды
И хлеба
В подлунном мире
Не встречал.
И горд был родиною
Малой,
И брал за тридевять Земель
Напевы отчего квартала,
Где нас с любимой Обвенчала
Весна, влюбленная
В апрель.
И, за чертой последней
Нови,
Дохнув ромашковой
Пыльцой —
Мое родное Приазовье
Склонится тихо,
К изголовью,
Как материнское лицо.
Ведущий: С любовью и теплом пишет о нашем городе азовчанка Зинаида Ивановна Баева, Заслуженный учитель России.
Зинаида Баева. КРАЙ БЕРЕЗ И ТОПОЛЕЙ
Пролетают вёрсты мимо...
Только я спешу скорей
В край мой нежный, в край любимый,
В край берез и тополей.
Разбрелись по скверам клены,
Отряхнувшись ото снов.
Здесь живет в обнимку с Доном
С давних пор седой Азов.
Солнцем залиты просторы,
Купол неба с речкой слит,
И дома ласкают взоры,
И прекрасен далей вид.
Говорлив бульвар широкий,
Величав Турецкий Вал.
Здесь судьбы моей истоки,
Здесь судьбы моей причал.
Ив задумчивые кроны,
В красках бархатных зарю,
Эту родину у Дона
Всей душой боготворю.
Ведущий: Владимир Васильевич Олефиренко родился на Дону в селе Кагальник Азовского района. Участник Великой Отечественной войны, Почётный гражданин Азова, написал гимн Азову, положенный на музыку композитором Михаилом Даниловичем Краснокутским.
Владимир Олефиренко Город юности
Ты городом юности стал
Милый, любимый Азов,
Ты городом юности стал.
И в память веков,
В разливе цветов
Звездой на Дону засиял.
Город седой, но молодой,
Будь юным во все времена!
И пусть над тобой,
Мой город родной,
Всегда расцветает весна!
Счастье берем мы трудом.
Наш город дерзает, растет:
Где в прошлом пустырь —
Там строится дом,
И молодость песни поет.
Ведущий: А теперь предлагаем почитать стихи азовских поэтов всем желающим участникам акции.
Приложение:
Вера Цапко
Азову
Курился воскресный вечер,
И город гудел, как улей.
Тянулись к реке предплечья
Расхристанных ветром улиц.
Там волны в причал толкались,
Там звезды со дна вставали.
А воздух цвел мотыльками,
Безропотно остывая.
Ленивый август - наместник
Едва мелькнувшего лета,
Дремал на уступах лестниц,
Роняя мгновенья в Лету...
Татьяна Куйдина
Любимому городу
Здесь, где казак вольно песни поет,
Батюшка-Дон плавно воды несет.
И старина свои тайны хранит,
Девять веков уже город стоит.
Низко над Доном плывут облака,
Волнами плещется в берег река.
Как на параде, построившись в ряд,
Пушки старинные с вала глядят.
В городе этом уют и покой,
Парки и скверы одеты листвой,
Новых домов здесь кварталы встают.
Древность и новь по соседству живут.
Труженик - город и город - боец,
Город открытых и добрых сердец.
Гордость и слава донских казаков
Вечно живи, наш любимый Азов!
С днем рожденья, Азов!
Девятьсот с лишним лет
Городу исполнилось.
Что тебе, мой Азов,
В день рожденья вспомнилось?
Что задумался ты,
Глядя в Дон широкий?
Может, вспомнил ты дни
Юности далекой?
Вспомнил скифов, хазар,
Об Азупе-хане,
Разноцветье шатров
В половецком стане.
Золотая Орда вспомнилась
И Тана.
Как ты был разорен
Войском Тамерлана.
Помнишь, город Азов,
Казаков сиденье?
День, когда флот Петра
Получил крещенье?
В Приазовском краю,
Где ковыль волнуется
Где луна в гладь реки
На себя любуется,
Где донская волна
Каюки качает,
День рождения свой
Город отмечает.
С днем рожденья, Азов,
Милый сердцу город!
Пусть прошло много лет,
Все равно ты молод!
Калерия Кузьмина
* * *
Снова падает снег,
звездной пылью скрывая дороги,
будто сказочный тролль
чистит небо от битых зеркал.
В двух шагах от весны,
развлекая чужие пороги,
пляшут дико на бис
покоренные звезды канкан.
Хлопья снега спешат,
бросив трон, опуститься на землю.
Заметая следы чьих-то грешных
вчерашних шагов.
На прощанье февраль
что-то чертит на окнах про зиму,
и бормочет во сне
про весну поседевший Азов.
В эту белую ночь, став ручными,
холодные хлопья
после танцев спешат,
как дворняжки, прижаться к ногам.
А на утро зима приготовит,
сломав свои копья,
на весеннем ветру
свежий чай к ледяным пирогам.
* * *
Давят город свинцовые тучи,
У забора две грязные кучи
Прислонились спиной.
Засопливили снова сосульки,
Дремлют тихо фекальные рульки
под лапастой сосной.
И кораблики мусора в лужах,
Напевая про зимние стужи,
свою ищут Ассоль.
Скоро дождь перемоет все крыши,
И уже на окне моем дышит
молодая фасоль.
А пока ветер чешет затылки
и гоняет пустые бутылки,
снова пахнет весной.
* * *
Осенний вирус вернулся в город.
Дрожат в ознобе под ветром листья,
а те, что пали, ползут по-лисьи,
лишь слышен шорох.
Набрался ворох беглянок рыжих.
И скоро горы цветных лоскутьев
замрут послушно на перепутье
в дождливой жиже.
А солнце ниже склонило око.
Цветной печатью клеймит кварталы.
И, отражаясь, глядит устало
от голых талий в ослепших окнах.
Стихи о Донском крае
Геннадий Федорищев
Майской ночью
Месяц с тучками в прятки играет,
Вербы косы полощут в реке.
Ночь, хмельная от запахов мая,
Сердце сжала мое в кулаке.
Мир — огромная, чудная сказка,
Не кончаться бы ей никогда!
Звезды с неба скользят на салазках,
Исчезая в пути без следа.
В переливчатых, благостных звуках
Различаю душевный мотив,
В сердце радость заходит без стука:
Если радуюсь, значит, я жив.
Хороводят во мне отголоски
Отболевших когда-то деньков,
И счастливых моментов полоски,
И улыбки моих стариков.
Борис Попов
Моя донщина
Мой родной хуторок
На заросшей реке,
От железных дорог
Он стоит вдалеке.
Хуторок неприметный –
Чуть за сотню дворов.
Не доносится с ветром
Шум больших городов.
От райцентра до станций
Сорок верст отсчитай –
Вот такие дистанции
Отделяют мой край!
А взойдешь на пригорок
Ясной вешней порой,
И откроется взору
Вид до боли родной!
По уютным распадкам
Древней русской земли
В сладкой дреме с устатку
Хуторки прилегли.
В поднебесном приволье
Кружит пара орлов.
Где ты, Дикое поле, -
Край отцов и дедов!
Здесь дыханье столетий
Ощутишь наяву.
Здесь татарские плети
Рассекали траву...
Здесь отвагу сыновью
Показали донцы,
И казацкою кровью
Заплатили отцы.
И лазоревым цветом,
Чтобы помнили мы,
Майским солнцем согреты,
Полыхают холмы.
Соловьиные трели
Здесь над степью звучат.
Видно, не устарели
Песни для казачат.
Голубым небосклоном
Катит солнце в зенит.
И едва слышным звоном
Майский ландыш звенит.
Мой степной хуторочек
Властно тянет домой.
Значит, сердце не хочет
Расставаться с тобой!
Лазоревая степь
Я помню: сторона донская
Была особенно мила,
Когда, к станице подступая,
Лазоревая степь цвела.
Ласкала там казачьи взоры
Степных тюльпанов красота,
Полей зеленые узоры,
Родного неба высота.
Я знаю, стала степь другою,
Почти тюльпанов не видать.
Другие ходят той тропою,
Где шла когда-то моя мать.
Но погостить в родной станице
Всегда в душе мечтаю я.
И пусть на счастье мне приснится
Лазоревая степь моя!
Донские соловьи
Как поют на Дону соловьи!
Каждый голос волнующ, неистов!
Тему вечную о любви
Раскрывают во фраках солисты.
Степь над Доком притихла, молчит
Под серебряной лунной вуалью.
Я сижу на крылечке в ночи
Со своей непонятной печалью.
Четверть века назад соловьи
Так же трели вели ошалело,
Я признался той ночью в любви
Милой школьнице в фартучке белом.
Та девчонка — давно мне жена,
Из сеней появляется темных,
Говорит «Ты чего допоздна
Здесь расселся, как будто бездомный!»
Мне б сказать, что- опять соловьи
Растревожили сердце до боли,
Что ростки нашей первой любви
Стали крепкой, большою любовью!
Мне б сказать, да боюсь— засмеет,
Скажет: «Милый мой, это уж слишком:
Дочка к свадьбе фату себе шьет,
Ты поешь соловьем, как мальчишка!»
Говорю, что никак не усну.
Что-то стало мне в комнате душно.
Будоражат певцы тишину,
Будоражат мелодией душу.
В родном краю
Поляны пахнут медом и полынью.
Жужжат жуки над буйною травой,
И небо, ослепляющее синью,
Горячее, висит над головой.
Стоят гурьбой сомлевшие сосенки,
Янтарный пот стекает по стволам,
Морзянкой дятел выбивает звонко
Одним пернатым ясные слова.
На гладь Донца пикируют стрекозы,
Без устали летая целый день...
К проселку подошедшие березы
Свою куда-то затеряли тень.
Ее нашел бы белокурый ясень,
Да от жары пошелохнуться лень,
И летний полдень так погож и ясен
Бывает возле русских деревень.
***
Прошли на речку утки вперевалку,
Телега подняла завесу пыли,
Сказала на вокзале мне гадалка
Вчера, что обо мне здесь все забыли.
Сказала, что знакомых не увижу.
Зачем спросил? Разбередила душу.
Село родное с каждым шагом ближе,
Тропинка к дому с каждым шагом — уже.
А вот и дом — пустых окон глазницы
Глядят непонимающе и строго...
В них никогда уже не отразится
Ни двор, ни сад, ни небо, ни дорога.
Александр Новиков
Шумят над Доном тополя
Мы с Тихим Доном подружились,
И так приятно видеть мне
Вас, тополя, что наклонились
К донской живительной воде.
О чем они сейчас мечтают,
Чуть шелестя живой листвой?
Былое ль время вспоминают,
Что утекло с речной водой?
Хранят деревья память свято,
Она в сердцах, как вечный зов.
Топил здесь турок Дон когда-то,
Чтоб защитить родной Азов.
Мой Дон, то ласковый, то строгий,
Путь держит к морю по степи.
С Петром здесь бороздили струги,
С Степаном Разиным — ладьи...
Стоят над Доном обелиски,
Где грохотал военный гром,
К ним тополя, склонившись низко,
С грустинкой шепчут о былом.
Валентина Курмакаева
Моя степь
И чтоб не сдохнуть «мухой на лету»
От жуткой смеси мерзости с «клубничкой»,
Одна по спящим улицам иду –
Спешу уехать первой электричкой.
Вползает вяло заспанный состав.
Вот мой вагон: «Эх! Надо бы проветрить!».
Под разговоры часик подремав,
Я выхожу на «энном» километре.
И пусть иные яростно снуют,
Перешибить пытаясь обух плетью.
Я ж в центре мироздания стою
И упиваюсь тишиной и степью.
Ну кто сказал, что скуп её приют,
И что палитра, якобы, не полна?
А ящерки чистейший изумруд,
А ковылей серебряные волны?
И эта необузданная даль,
Где на полнеба зарево рассвета.
И где увековечена печаль
В сиреневых и желтых сухоцветах...
Я разбавляю горечь тяжких дум
Дыханьем пряным мяты и шалфея,
Потом иду по тропке наобум
И от свободы чуточку глупею.
Не разберу, где запад, где восток.
Эх! Было казакам где разгуляться!
Не потому ль так ветер быстроног,
Что в этой шири нет ему препятствий?
Дышу простором. Запасаюсь впрок.
Но разве можно ЭТИМ надышаться?
Найдётся ли в отечестве пророк,
Кто разъяснит нам истинность богатства?
Сверну к реке, дойду до хуторка
И, как лекарство от любой болячки,
Куплю себе парного молока
У ясноглазой молодой казачки.
Герман Семенов
***
Заблудилась осень
В золотой листве.
Шла к кому-то в гости
Через разноцвет.
Тот её запутал,
Рыжий, огневой,
Небывалым чудом,
Неба синевой.
И забыла осень,
Что куда-то шла,
И решила бросить
Все свои дела,
Окунулась осень
В золотую жизнь.
Растворилась осень
В радостях души.
И запела звонко
В жёлтых листьях ив
Над моей сторонкой
Свой цветной мотив.
Тихо песню эту
Слушал Тихий Дон,
Бросил эполеты
В его воду клён.
На плечах могучих
Золотая вязь.
Осени попутчик
Подпевал, смеясь.
Нежно обнимая
Гостью во хмелю
И шептал: «Родная,
Я тебя люблю».
***
Перезвоны, перезвоны
Золотых колоколов.
Изумруды из короны
Малахитовых веков.
Белой пеной в синем блюдце
Пролетают облака.
Время пробует проснуться
У Вселенной на руках.
Позабытое волненье
Ожерельем красных бус
И оранжевым кипеньем
Неземных осенних блуз
Тихо песню над дорогой
Незатейливо поет.
Не судите очень строго,
Всё, что может, отдаёт.
Все, что может. Все, что могут
Песни дивной красоты.
Ну и ладно. Слава Богу.
До деревни две версты.
Зинаида Баева
Азовка
Где разливы Дона бродят ловко,
Где над ними пляшут облака,
Речка начинается Азовка
С чистого, как нёбо, ручейка.
Плещут в ней родные сердцу звуки,
Как полет стрекоз, они легки
К ней гурьбой сбегают переулки,
Словно после ливня ручейки.
В ней купают дружно ветки ивы,
Камыши находят свой приют.
А мальчишки гордо и счастливо
В ней улов нехитрый достают.
Солнце с высоты тропинки мерит,
Травы в росах шепчутся ночных,
И суют носы в промокший берег
Лодки в тихих заводях речных.
И давным-давно, размыв разлуку
И стряхнув волной девичий сон,
Тонкую извилистую руку
Опустила нежно в Тихий Дон.
И течет без горя и печали,
Хорошея с каждою весной,
Вместе с ветром бережно качая,
Как ребенка, мостик подвесной.
По душе ей штили и низовки,
По душе ей талая вода.
С Тихим Доном тихая Азовка
Так и породнилась навсегда.
Николай Дик
Виват, Азов!
Славой предков подпоясан
На холмах седых веков
Под российским солнцем ясным
Возвышается Азов
Гордость южного придонья,
Как волшебная страна,
Древний город Приазовья –
Слава юного Петра.
От портов торговой Таны
До Азака во степи
И казачьей вольной славы
Славный путь сумел пройти
Здесь, под стенами Азова,
Зарождался русский флот;
И побед петровских слава
До сих пор в валах живет.
Да хранит Господь сей город –
Честь и славу казаков,
Будь же вечно юн и молод
Древний город наш Азов!
Максим Прокофьев. Мысли на бульваре
Пройдусь дорогой вечной по бульвару,
Где тишина с листвою говорит…
Мне тридцать пять и я еще не старый -
Осваиваю жизни алфавит.
Еще учусь, еще осталась малость,
Наивно веря в детскую мечту.
Пусть одиночества с лихвой досталось,
На лучшее надеяться хочу.
Дарить тепло назло январским стужам,
Душою оставаться молодым,
И прогуляться по осенним лужам,
Не одному, а с кем-нибудь родным.
Максим Прокофьев. Кукушка
На рассвете кукует кукушка
в старом парке, в аллейной тиши,
Одинокого мира подружка,
Как гадалка, всю правду скажи!
Вместо карт разбросай ты каштаны
На траве под небесным шатром,
Залечи, попрошу тебя, раны,
На закате осенним теплом.
Будут снова рассветы в тумане,
Над осенним Азовом моим
Попрошу, разбуди меня рано,
Кукованьем тоскливым своим.
Наталья Виниченко
Я уносилась перелетной птицей
На крыльях молодых веселых лет.
Республики менялись и столицы,
Но снился мне твой розовый рассвет.
Акаций снились белые наряды,
Под звездною фатою небосвод
И в палисаднике тоскующие гряды,
И масса милых будничных забот.
Мне снился запах перезрелых нив,
Сирени запах и степной полыни,
И теплый Таганрогский наш залив,
И коршун в поднебесье темно-синем.
Леонид Грудин. Из поэмы «Азов»
Азов – старинный русский эпос,
Страницы нескольких веков
Хранит в своих обломках крепость
Да память древних стариков.
И дуб, свидетель уцелевший,
Петровской прихоти дитя
Воображенье тешил пеших
И конных – много лет спустя,
Пока удар грозовый в темя
Его могущество не сверг
И разрушительное время
Взяло над ним извечный верх.
Стоят незыблемо ворота,
Идут к ним стар и молодежь,
И людям грезится здесь что-то,
Чего уж больше не вернёшь.
Как символ вечности народа
И русской славы боевой
Стоит сквозь бури-непогоды
И погреб наш пороховой.
Ветрами ранен, опалённый,
Зарытый в землю кое-как,
Он будто держит оборону,
Готов для будущих атак.
Давно ушедших дней примету -
Позеленевшую монету,
Случалось, кто-нибудь найдёт,
Копнув лопатой огород.
Едва смахнув земли частицы,
Скорей к историку несёт.
Большой любитель он традиций-
Азова нашего народ.
Народ податлив, но взаимно
Народ шумливый, если что,
Зато какой гостеприимный,
Какой приветливый зато!
Ольга Мацагор
Каштан уже днем тень дает,
Хотя листы – ещё на взмахе,
И утром город мой встает
В зеленой шелковой рубахе.
Она – навыпуск. Налегке
Мой город расправляет плечи
И, отразив свой лик в реке,
Своим годам противоречит.
Когда-то юным пастушком
Взобрался лихо на пригорье
И навострив, пострел, ушко,
Внимает песням, льющимся от моря.
Составитель – Мишахина Л.А., библиотекарь абонемента;
подборка стихов – Хадыкина З.Е., библиотекарь ИКЦ.