Включить версию для слабовидящих

Кудряков Окопная правда

^Back To Top

Календарь праздников

Праздники России

Контакты

346780 Ростовская область

г. Азов, Петровский б-р 20 

 

тел. 8(86342) 4-49-43 (Директор),


8(86342) 4-06-15
(Отдел обслуживания)

 

e-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it. 

 

qr VK

Besucherzahler
бзҐвзЁЄ Ї®бҐйҐ­Ё©

Яндекс.Метрика

КУДРЯКОВ, А.Ю. ОКОПНАЯ ПРАВДА ДОНСКИХ СТЕПЕЙ. Записки поисковика /А.Ю. Кудряков.- Ростов н / Д., 2018.- 216 с.: ил.

ЛЕЙТЕНАНТ БЕРЕСТ

   Мне приходилось встречать героев в своей жизни. Героев Великой Отечественной да и других войн. Совершенно обычные люди, со своими достоинствами и недостатками. Только в бронзе герой оказывается святым, безупречным. В реальной жизни это, конечно, не так.
   Открою небольшой секрет: персонажи памятников, учебников истории, кинофильмов, усыпанные наградами, и герои, за плечами которых настоящий подвиг, — зачастую совершенно разные люди. Спросите тех, кто прошел войну: за что дают ордена, медали, звания? Спросите: как становятся героями? Если повезет, вам расскажут о настоящих солдатах, сержантах, офицерах, которые под огнем вытаскивали своих товарищей, прикрывали отход разведгруппы без единого шанса уцелеть, горели в танках и первыми входили в освобожденные села.
   У героев из таких рассказов наверняка не будет наград, и послевоенная судьба этих парней, как правило, не сложилась. У многих нет семей, зато есть проблемы с алкоголем и судимости. Но только они, эти ребята, как раз и есть настоящие герои, которые творили своими штыками историю, вырезали своими ножами слово «Победа» на Рейхстаге или на стенах президентского дворца в Грозном.
     Об одном из них, не святом, но настоящем герое, и хочу рассказать.

   Берест 1 Представить себе немецкую столицу последних чисел апреля 1945-го сейчас просто невозможно. Несмолкаемый рев стрельбы, гул взрывов, рычание моторов, дым бесчисленных пожаров, пыль от рушащихся вековых зданий, крики ужаса мирных жителей и вопли боли раненых. Смерть повсюду. Атакующих русских поджидала смерть в образе мальчишки с фаустпатроном в подвале, матерого снайпера на уцелевшей крыше, спрятавшейся среди обломков битого кирпича шпринг-миной.
   Гитлер превратил красивый, величественный Берлин в безумную крепость, сделав из города мясорубку для воюющих армий и населения. Живописные каналы реки Шпрее стали неприступными линиями немецкой обороны. Через эти естественные рубежи русские не должны были переправиться. Простреливался каждый сантиметр канала.
   Алексей Берест, политрук  1-го батальона 756-го СП 150-й дивизии, сам вел в бою 1-ю роту батальона. Они прорывались на другой берег канала Берлин—Шпандау. Вода реки вскипала от осколков, падающих со всех сторон. Взрывы мин, снарядов, пулеметные очереди, огни трассеров, крики немцев с той стороны. Шансов выжить у первой цепи атакующих никаких. И Алексей это знал. Знал, и лично поднимал своих бойцов в атаку. В руке — трофейный «Вальтер», ППС разведчика на шее, Берест понимал, что его двухметровая фигура — прекрасная мишень для любого стрелка. Но он рвался вперед, сам кидал гранаты в пулеметные гнезда, дрался в рукопашных с фанатиками дивизий СС, отбивал контратаки ушлых мужичков из Фольксштурма. Его батальон с большими потерями преодолел канал Шпандау, удержал занятый плацдарм, истекая кровью. Алексей — первый вошедший в воду Шпрее и первый оказавшийся на том берегу. Он знал: там, впереди, среди дыма и взрывов, логово врага — Рейхстаг. Бойцам казалось, что река горит холодным, мерцающим огнем. А может, это отражались в воде языки пламени от горящих, расположенных вдоль канала старинных зданий.
    Уцелевшие после форсирования реки солдаты 1-й роты вместе с политруком батальона Алексеем Берестом вышли к площади Рейхсканцелярии. Рядом — штурмовые группы 1-го батальона. Алексей окинул взглядом лежавших рядом товарищей. Прицельный огонь заставлял что есть силы вжиматься в землю. Перед бойцами — глубокий противотанковый ров, наполненный мутной водой. Там, в этой жиже, уже плавали десятки трупов.
   Разведчики 756-го полка попытались было обойти ров, найти слабое место во вражеской обороне, но не получилось. Каждый клочок площади перед Рейхстагом, казалось, был пристрелен. Пулеметчики и снайперы, прицельно бившие из здания, не давали продвинуться ни на шаг. Разведка, потеряв несколько бойцов, отошла за ров. Решено было поменять тактику.
   В сумерках 30 апреля саперы 150-й дивизии подорвали мощные заряды в северо-западной стене Рейхсканцелярии. Еще не осела пыль от взрыва, как в образовавшиеся проломы повел своих солдат Алексей Берест.
    К тому моменту генерал Кребс уже запрашивал прекращение огня в штабе Чуйкова.
  Немецкие парламентеры сообщили о самоубийстве Гитлера и просили о перемирии. Сталин, которому срочно сообщили новость, ответил жестко: прекращение огня только в случае полной капитуляции. Бои продолжались.
  Вместе с Берестом в Рейхстаг шагнул младший сержант Петр Пятницкий. Он первый нес в своих руках Знамя Победы. И первый обагрил флаг своей кровью. Петр погиб, убитый вражеским снайпером. Штурмовое знамя тотчас подхватили другие бойцы. Каждый понимал: тот, кто несет флаг, является отличной мишенью, в которую даже целиться особо не надо. Но знамя постоянно находилось в боевых порядках 1-го батальона. Точно такое же полотнище было и у капитана Давыдова из соседнего батальона. Его солдаты тоже шли на штурм фашистского логова.
    Внутри Рейхстага завязался тяжелый бой. Вражеский пулемет прижал Береста к разбитой осколками статуе. Рядом боялись пошевелиться его бойцы. МГ-42 в упор расстреливал все, что хоть чуть-чуть шевелилось в просторном зале Рейхсканцелярии. Гранат, чтобы заставить замолчать вражеский расчет, уже не было. Алексей от отчаяния метнул в немецких пулеметчиков мраморный осколок статуи. Подействовало. Немцы, подумав, что рядом с ними упала граната, отпрянули от пулемета. В эту секунду Берест и несколько его солдат рванулись к вражеской огневой точке и ножами перебили пулеметчиков.
    Переходя с этажа на этаж, богатырского роста и телосложения, политрук Алексей Берест буквально перебрасывал своих солдат через разбитые лестничные проемы. Затем карабкался сам. Бой шел за каждый пролет, за каждую комнату. В одном из залов Алексей заметил среди разбитой мебели трех подростков с фаустпатронами в руках и пожилого мужчину. По всей видимости, это были фольксштурмовцы-ополченцы Берлина. Дрожащие, оглушенные, они не решились выстрелить из своих гранатометов. Берест мог снять всех четверых одной очередью своего ППС. Но он сохранил им жизнь, убедив сложить оружие и сдаться.
    Так с боями зачистили Рейхстаг до верхних этажей. Там же наверху бойцы 1-го батальона укрепили свой штурмовой флаг под номером пять. Прикрепили к колонне. Но позже командир полка Зинченко приказал установить знамя на более видное место. Разведчики перевесили, примотав древко флага своими ремнями к бронзовой ноге лошади.
    Как раз в это время, в ночь с 1 на 2 мая, Алексей Берест совершил свой настоящий подвиг. Лейтенант, коммунист, политрук вошел в немецкий бункер, расположенный под Рейхстагом. Там, в подземных коммуникациях, засели 1650 фанатиков, готовых умереть подобно их фюреру. Кроме них в полутемных подземельях лежали, истекая кровью, 500 раненых немецких солдат. Первоначально фашисты вызвали парламентера, чтобы обсудить судьбу раненых. Эсэсовцы в бункерах намеревались сражаться до конца. Вести переговоры они согласились только с кем-либо из старших офицеров Советской Армии.
   Но ни комбат Неустроев, ни комполка Зинченко не решились идти на верную смерть в подземелье к матерым гитлеровцам. И Алексей Берест, выдав себя за полковника, спустился в подвалы Рейхстага. Немцы вполне поверили ему: высокий, плечистый — настоящий полковник. Только не принял «полковник» Берест условий подземного гарнизона. Отказался забирать раненных, заявив, что либо все капитулируют, либо все погибнут. И дал на размышление два часа.
    Развернувшись, Алексей стал подниматься к выходу из бункера. И в этот момент ему в спину выстрелил кто-то из офицеров СС. К счастью, пуля, пущенная в полутьме бункера, лишь сбила фуражку с головы Береста. Он же, как ни в чем ни бывало, вышел из бункера. Через два часа остатки немецкого гарнизона Рейхстага сдались бойцам 150-й дивизии. Капитуляцию принимал «полковник» Берест.
    Трудно представить, сколько жизней своих однополчан спас парламентерский героизм политрука. Если бы фашистов не удалось убедить сложить оружие, бои в подземных коммуникациях Рейхсканцелярии стали бы настоящей бойней. Когда последние немцы выбирались из бункера, щурясь на майское солнце, над куполом Рейхстага уже развевались десятки штурмовых знамен различных частей. И уже совсем непонятно, а может, и неважно, какое знамя появилось первым над Берлином. Главное, что был этот флаг красного цвета.
    Через год, в 1946-м, за бои в Берлине стали вручать награды и звание Героя Советского Союза. Героев получилось много. Но это и неудивительно. Битва за столицу Германии была одной из самых масштабных, кровопролитных и важных за всю войну. Тем не менее, командование советской армии больше половины представленных к высшей государственной награде не утвердило.
   Лейтенанта Алексея Береста также не удостоили звезды Героя. К ней Береста представляли за водружение знамени над Рейхстагом. Но дали награду не ему, а его бойцам — Егорову и Кантарии. Алексею же вручили орден Красного Знамени. Почему его обошли с награждением, остается только догадываться. Возможно, вспомнили разборку со СМЕРШевцами из-за трофеев в доме Гитлера или лихой штурм посольства одной из нейтральных стран. Хотя самой вероятной видится версия, что за штурм Рейхстага к званию Героя представили аж сто человек. А это было слишком...
    Далее начинается совсем другая история. По всей видимости, парторг 31-го батальона связи 23-й гв. стр. дивизии Алексей Берест (к 1946-му он занимал эту должность) был сильно обижен тем, что командование незаслуженно обошло его наградой и воинскими званиями, не оценив боевые подвиги. В разговорах он, будучи прямым и открытым человеком, искренне говорил о своих разочарованиях.
    В  рапортах партийных органов Берест предстает как нарушитель воинской дисциплины, критикующий приказы руководства. Закономерно, что военнослужащий с такими характеристиками переводится 11 декабря 1946-го из группы советских оккупационных войск в Германии. 19 марта 1947-го Берест становится лейтенантом Черноморского флота, заместителем начальника по политической части радиоцентра узла связи в Севастополе.
     Но и здесь ему не служится спокойно. Рапорты на лейтенанта сыплются в политуправление один за одним. В них — и неуставные отношения с подчиненными, и распитие с матросами спиртных напитков, и двоеженство. Закономерным итогом бури в стакане черноморской воды стало заседание парткомиссии политуправления Черноморского Флота № 25 от 30 июня 1948-го, на котором Бересту объявлен строгий выговор за нарушение законов о семье и браке и попытку отрицать это перед партийными органами. А 23 августа 1948-го за нарушение советских законов о семье и браке суд чести младшего офицерского состава ЧФ ходатайствовал перед командованием флота об увольнении Береста из рядов ВМС. Приказом главнокомадующего флотом № 01069 от 5 октября 1948-го он уволен в запас.
    Герой штурма Рейхстага очутился в Ростове, где стал начальником Неклиновского районного отдела кинофикации. Но и на этой должности он долго не задержался. Растрата и присвоение государственных средств на сумму 5665 рублей, халатное отношение к работе — за это суд приговорил Береста к ю годам в исправительно-трудовом лагере. Амнистия после смерти Сталина сократила срок наполовину.
   Можно представить, в каком состоянии вышел Алексей из лагеря, где сидел рядом с матерыми уголовниками. Поселившись в Ростове в двухэтажном бараке поселка Фрунзе, Берест работает грузчиком на 3-м молзаводе, завальщиком на «Продмаше» и в конце концов пескоструйщиком сталелитейного цеха на знаменитом «Ростсельмаше». Порой на майские праздники к нему в маленькую коммунальную квартиру приезжали сослуживцы, участники штурма Рейхстага. Комбат Неустроев за стаканом водки снимал с себя звезду Героя и протягивал Бересту: «Леша, на, она твоя!». Конечно, Алексей переживал старую обиду. Переживал, как жестоко обошлась с ним жизнь: несправедливость с награждением, суд офицерской чести и увольнение с флота, уголовное дело и пять лет лагерей.
    На Кавказе говорят, что о человеке можно судить по его смерти... 3 ноября 1970-го в 19.00 Алексей Прокофьевич, забрав из детского сада внука, вел его домой. Путь их лежал через железнодорожное полотно и платформы станции «Сельмаш». К платформам подходила электричка, и ожидающая ее толпа заводских рабочих вытолкнула на рельсы маленькую девочку. Алексей, недолго думая, единственный из всех прыгнул за малышкой на железнодорожные пути. Прыгнул, несмотря на приближающийся поезд. Точно так же он в мае 1945-го первым вставал, поднимая свой батальон навстречу немецким пулям.Берест 2    Девочку Берест успел вытолкнуть на платформу, а сам... Выпрыгивая из-под удара скорого Москва — Баку, Алексей в последний момент зацепился широкой штаниной своих флотских клешей за передок электровоза. Поезд подмял героя под себя и, тормозя, протянул его еще много метров.
    Берест умер не сразу. В больнице он терпеливо ждал, когда врачи обратят на него внимание и окажут помощь.
   Семья похоронила Алексея Прокофьевича на кладбище станицы Александровской. Сейчас это часть Ростова.
  В далекие 1990-е я после принятия воинской присяги, будучи свежеиспеченным лейтенантом, замкомандира по воспитательной работе (замполитом, как и Берест), впервые попал на его могилу. Небольшой бюст на постаменте, выкрашенный непонятной краской, частично разбитый. Вокруг кучи кладбищенского мусора. Об Алексее Прокофьевиче знали тогда очень мало. В те времена больше говорили о том, сколько трофейных часов можно увидеть на левой руке разведчика, вешающего знамя над Рейхстагом, или о насилии, которому подвергали красноармейцы несчастных женщин Берлина.

    А я стоял и думал. Был бы Берест Героем Советского Союза, похоронили бы его в центре Ростова и памятник бы на его могиле стоял совсем другой. Да и жизнь Алексея сложилась бы совсем иначе... Но у каждого человека своя судьба. Берест шел по своему пути достойно, не кланяясь пулям, не сгибаясь под ударами судьбы. Ошибаясь, спотыкаясь, падая, но шел, как мужчина, и погиб, как настоящий герой. И лично для меня не имеет значения, награжден он звездой Героя или нет, наградят его в будущем, или этого не случится. Потому что для меня, как и для тысяч моих соотечественников, Алексей Прокофьевич Берест — герой настоящий, народный, не официальный и от того не фальшивый, не забронзовевший, а живой, всегда живой!


КУДРЯКОВ, А.Ю. ОКОПНАЯ ПРАВДА ДОНСКИХ СТЕПЕЙ. Записки поисковика /А.Ю. Кудряков.- Ростов н / Д., 2018.- 216 с.: ил.

ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ КОТА МАТРОСКИНА

    Тронувшую мое сердце историю рассказали жители мест, где происходили эти героические события. А было дело под Азовом, на морском побережье. Там, где красивейшие золотые пляжи. Где отвесные крутые берега высятся у самой кромки воды. Где песчаные косы и отмели уходят далеко в море.
    А на суше, среди холмов, спрятались в густой южной зелени маленькие хутора. Поселки, издавна богатые рыбой и интересными историями. Вам поведают и о взятии Азова казаками, и о походах в эти края Петра I, и о событиях Гражданской войны. Но о том, что случилось здесь летом 1942-го, как правило, стараются не говорить.
    О Великой Отечественной, конечно, помнят. И даже покажут, где прятались партизаны, где располагались немецкий штаб и кладбище оккупантов. Но история, которую мне довелось услышать, интересна вдвойне. Во-первых, она как раз повествует о событиях, произошедших в этих местах в июле-августе 1942-го. А во-вторых... этот рассказ о коте.

***

    Еще до войны моряки небольшого и шустрого буксира «Свет» нашли в порту Мариуполя крошечного котенка. Едва открывший глаза, грязный, тощий и голодный, он выпрашивал мелкую рыбешку у мальчишек, ловивших с причала бычков на самодельные удочки. По всей видимости, кошка бросила его, толком не выкормив теплым и густым молочком. А может, мариупольские дети забавы ради забрали его из кошачьей семьи и притащили с собой в порт на рыбалку.
    Как бы там ни было, судовой повар-кок Коляныч сжалился над беднягой и принес с собой за пазухой на борт буксира. Здесь котенка хорошенько отмыли от блох и портовой грязи. Драили дустовым мылом и теплой морской водой. Темно-серый, с белыми полосами, кот по единому мнению судового экипажа получил прозвище Матроскин. Даже капитану «Света» Сан Санычу понравилась кличка нового члена команды. Матроскин остался жить на палубе буксира. Коляныч на своей кухне-камбузе откормил котенка сладеньким сгущенным молочком из своего НЗ, и вскоре тот уже прыгал по палубе, играя с нитками от судовых канатов и солнечными зайчиками.
    Матроскин обожал охотиться за наглыми азовскими чайками. Он караулил их, прячась где-нибудь в судовых снастях, и с рычанием выпрыгивал, пугая разомлевших на солнце птиц.
    Большую волну или шторм Матроскин не любил. В плохую погоду он прятался у кока на камбузе, сворачивался клубочком, закрывал лапами глаза, притворяясь спящим. Буксир несколько раз попадал в небольшой шторм в Керченском проливе, и всякий раз котенок пережидал его на своем любимом месте, неподалеку от миски с молоком. Матроскин не был смелым котом, зато хитрости и лукавства в нем было с лихвой.
    Есть такая старая морская примета — держать живность на корабле. На удачу. Кого только не встретишь на кораблях: медвежат, попугаев, обезьян, собак, черепах. Моряки — народ суеверный и в приметы верят свято. Вот и наш Матроскин, по мнению всей команды буксира «Свет», был счастливым корабельным талисманом. И даже старый большевик капитан Сан Саныч в это поверил. Но не сразу, а после нескольких случаев, приключившихся в 1941-м.
    Осень первого года войны застала буксир на ремонте в Таганрогском порту. Барахлил двигатель. С конца августа команда только и делала, что занималась его починкой. Разбирали, перебирали, смазывали упрямый и капризный старенький движок. И к числу 10-му октября, наконец, завели, запустили. Матроскин все это время беззаботно разгуливал по палубе. С важным видом с капитанского мостика поглядывал он на портовую суету. На то, как какие-то люди впопыхах загружали на корабли темно-зеленые ящики. На то, как солдаты в пыльных гимнастерках тревожно вглядывались в синеву неба, поднося ладонь ко лбу.
    Кот, удивляясь этой тревоге и беготне, сыто потягиваясь, грелся на солнышке. Но в то утро Матроскин начал проявлять сильное беспокойство. Бегал по палубе, мяукал, то и дело поглядывая на Сан Саныча, словно силясь сказать что-то важное капитану. Тревога кота передалась и другим членам команды буксира, и они дружно решили в то утро попрощаться с Таганрогской гаванью и уйти в порт Азова.
    Движок не подвел. «Свет», отдав швартовые, уверенно побежал по волнам залива. Но не пройдя и нескольких миль, капитан, а за ним и вся команда увидела, что на причалы Таганрогского порта, плюясь пулеметным огнем, вползали серые немецкие танки. Задержись буксир хотя бы на полчаса, не вырвался бы он из гавани. Накрыли бы «Свет» прямой наводкой пушки вражеских танкистов. Повезло.
    А спустя неделю повезло еще раз. И тоже, как решила команда, благодаря Матроскину. Недалеко от Ейска кот вдруг побежал на камбуз и стал метаться по нему, ища себе убежище. Кок Коляныч сразу это заметил, а старший матрос Степан тем временем занял место у установки с пулеметом. Не успел он проверить ленту, как послышался гул мотора. Самолет! Истребитель «Мессершмидтт-109».
   кот матроскин 1 Сделав боевой разворот, немец стал заходить для атаки на маленький, казавшийся беззащитным, кораблик. Но в этот момент Степан, поймав фашиста в паутинку прицела, нажал на гашетку. С берега буксир поддержала огнем замаскированная зенитная батарея. «Мессер», явно не ожидавший такого отпора, вынужден был отказаться от своих планов. Команда «Света» радовалась на палубе своей маленькой победе. А Матроскин, появившийся как ни в чем не бывало на палубе, с любопытством разглядывал и нюхал еще теплые пулеметные гильзы.
    После этого случая усатый-полосатый четвероногий член команды еще несколько раз точно предупреждал своим поведением моряков о воздушных налетах. Слух о его способностях быстро распространился в порту.
    Посмотреть на Матроскина приходили и с канонерки «Ростов-Дон», и девчонки расчета ПВО, и азовская детвора. Кота любили, гладили и даже иногда приносили что-нибудь вкусненькое: мелкой рыбешки или кусочек ароматной колбаски.
   А над Приазовьем сгущались летние свинцовые тучи. В порту стало появляться все больше раненых: бледных, перевязанных наспех, в окровавленных бинтах, на самодельных носилках. Их эвакуировали морем в тыловые госпитали.
    В небе все чаще стали появляться темные урчащие силуэты немецких бомбардировщиков. Со стороны Ростова каждый день доносились звуки жестоких боев. Артиллерийская канонада, свист реактивных «Катюш» и «Ванюш», взрывы тяжелых фугасов. Шло страшное, злое лето 1942-го.
    Матроскин не понял, что произошло. Почему вдруг его железный дом, его такой уютный и родной корабельный мир стал уходить под воду. Почему катилась слеза по загоревшему лицу капитана. Почему Коляныч, как-то особенно, бережно взял его в руки, прижал к черному сукну бушлата и сел в ялик вместе со Степаном и остальными моряками... Буксир тонул в серо-зеленой ряби Азовского моря.
   Команда, выполняя приказ, сама затопила его и сошла на сушу, чтобы пополнить ряды 661-й береговой артиллерийской батареи на Павло-Очаковской косе.
   Так Матроскин вновь стал сухопутным котом. Моряки разместились в темном и тесном, выкопанном в глине блиндаже. Коляныч и вся команда буксира называла свой новый дом по-морскому — кубриком. Матроскин выбрал в кубрике самое лучшее место — у теплой печки в укромном и сухом уголке. Он нес в блиндаже свою караульную службу, не пуская на порог хитрых полевых мышей, пытавшихся то и дело прошмыгнуть к ящику с галетами.Матроскин 2   Пока Матроскин героически сражался с нашествием серых и наглых грызунов, моряки буксира «Свет» и артиллеристы батареи отбивали атаки фашистов. Немцы, захватив Ростов, а затем и Азов, рвались дальше к Кавказу, на Кубань, на Ейск. И на пути их грязно-серых закопченных танков, их полуконтуженной после боев на улицах Ростова пехоты стали четыре пушки 661-й батареи и чуть больше сотни бойцов в черных морских бушлатах.
    Отбив первые атаки штурмовых отрядов врага, моряки буксира «Свет» вернулись в свой кубрик. Матроскин не увидел среди них Костика — самого младшего из команды. Всегда веселый, живой, он задорно играл на гитаре и замечательно пел. Костя не пришел вместе со всеми. Кот несколько раз прошелся мимо его одинокой молчаливой гитары. Молчали и моряки.
    А  под утро вновь начались взрывы, началась стрельба. Матроскин забился в свой угол, а матросы, похватав оружие, выскочили из блиндажа. Весь день дрожала земля от грохота пушек батареи, от рвущихся повсюду снарядов и мин. На позиции моряков ползли танки, пикировали самолеты фашистов. Но к ночи все стихло. Кот дрожа выбрался из своего уголка, только когда в кубрик, тяжело дыша, вошли матросы. Среди них не было пулеметчика Степана и еще одного с большими рыжими усами. А те, кто вернулись, не проронив ни слова и не раздеваясь, легли на свои корабельные одеяла. Напрасно Матроскин ластился, мурлыкал, подходя то к одному, то к другому моряку. И только кок Коляныч  едва погладил его дрожащей от напряжения, почерневшей от пороховой гари рукой.
    На третий день фашисты решили сравнять батарею с землей. С раннего утра и до обеда десятки самолетов сбрасывали на позиции артиллеристов тонны смертоносного металла. А затем немецкие пехотинцы вновь полезли на оборону моряков-артиллеристов, думая, что там не осталось ничего живого. Но как только их выцветшие, грязно-зеленые мундиры показались у бруствера окопов, батареи, моряки, словно вынырнув из-под земли, в упор расстреляли фашистов.
    Ни одного десятка своих солдат не досчитались вражеские офицеры в тот день. Бой продолжался и с наступлением темноты. Немецкие разведчики скрытно, под покровом темной и густой южной ночи пытались пробраться в окопы моряков. Вспыхнула отчаянная рукопашная. Артиллеристы штыками и финками кромсали вражеских солдат. Матроскин слышал звуки боя, стрельбу, отчаянные крики на русском и немецком. Он все ждал, когда его друзья вернутся, наконец, в блиндаж. Но никто не приходил. И кот, свернувшись клубочком, лежал у входа, не смыкая своих зеленых глаз.
    С  рассветом Матроскин услышал мычание сотен коров, различил жалобное овечье блеяние. Немцы, собрав в ближайших колхозах животных, гнали их на батарею. Сами вражеские автоматчики, пригибаясь за этим живым щитом, подбирались к позициям моряков. Но за ночь саперы батареи установили перед бруствером десятки мин. На это минное поле и попали несчастные животные. Быки, коровы начали взрываться на минах и, испугавшись, стали поворачивать обратно.
    Животные в панике бежали прочь от батареи. А вместе с ними бежали и немцы, оставляя на поле боя убитых и раненых. Затем вновь прилетели самолеты и бомбили, бомбили, бомбили. Когда взрывы и гул моторов вражеских штурмовиков стихли, на батарее услышали музыку — любимые русские песни «Катюша», «Валенки». А вслед за музыкой противный голос, коверкая слова с немецким акцентом, упрашивал моряков сдаться. Говорил, что они в полном окружении, что немцы давно захватили Ростов и Краснодар, что сопротивляться бессмысленно.
    Батарея не сдалась. И тогда, на ее позиции вновь покатились с разных сторон тяжелые крестоносные танки. Немецкие машины были встречены точным огнем двух уцелевших орудий. Вокруг батареи пылала земля. Из разбитых бензобаков и топливных систем танков вытекало горючее и горело, плавило донскую землю. У брустверов неподвижно лежали десятки, сотни вражеских пехотинцев. А рядом с ними — коровы, разорванные взрывами противотанковых мин.
   Матроскин заметил, что с началом бомбежек вдруг исчезли мыши и не стало слышно тревожного щебета полевых птиц. Замолчали даже крикливые азовские чайки. Оглохший от непрерывных взрывов и грохота орудий, кот вообще стал плохо различать звуки. Но все ждал, по-прежнему ждал в своем блиндаже моряков с буксира. Под вечер они, наконец, пришли. Не все...
   Всего лишь четверо: Сан Саныч в пыльной капитанской фуражке, Коляныч, где-то потерявший беску, с перебинтованной головой, и еще двое моряков в изорванных, окровавленных тельняшках. Вползли еле живые в свой кубрик и, напившись воды, повалились спать. Напрасно Матроскин мяукал, истошно кричал, метался по блиндажу, предупреждая моряков о только ему ведомой опасности. Бойцы спали, не слыша ничего от усталости.
   Матроскин 3 Кот выскочил из блиндажа и что было сил помчался к морю. За его спиной раздался огромной силы взрыв. Матроскин знал, что это снаряд немецкой гаубицы большого калибра попал точно в самую середину их кубрика. На месте блиндажа образовалось страшное почерневшее пятно из обугленных досок, песка и глины. Все, кто были внутри, оказались раздавлены бревнами, землей, разорваны взрывом.
    Спустя некоторое время Матроскин, крадучись, приполз на место своего сухопутного дома. Вначале он просто сидел и смотрел на темную пугающую воронку, еще недавно бывшую уютным убежищем. Затем стал ходить кругами, словно надеясь, что из-под земли вдруг выползет Коляныч или Сан Саныч. Матроскин не обращал внимания на то, что вокруг шел бой, свистели осколки, жужжали пули, рвались снаряды, и под его серыми лапами дрожала земля, как при шторме.
   Кот все ходил, изредка завывая не своим голосом, словно плача. И рыл когтями почерневшую землю, силясь откопать, забрать из глинистой глубины своих друзей.
    Ночью незаметно подобравшиеся к берегу небольшие катера забрали оставшихся в живых артиллеристов батареи. Их, израненных, едва живых, отправили на Большую землю.
  Матроскин видел, как покидали они свои позиции. Уходили, похоронив боевых товарищей, взорвав пушки и оставшиеся боеприпасы. А он остался. Ему некуда было уходить. Все те, кого знал в своей жизни Матроскин, кого любил и понимал, все эти люди были здесь, в этой почерневшей земле. И он копал эту землю сбитыми в кровь лапами, то жалобно мяукая, то сердито завывая.
    Спустя сутки на батарее появились враги. Матроскин, прячась среди разбитых снарядных ящиков, наблюдал, как с опаской они рассматривали взорванные пушки. Как собирали своих убитых солдат. И как фотографировались с искореженным пулеметом «Максим». Скоро фашисты уехали, погрузившись в большие грузовики. Как только вдали, в облаках пыли скрылась последняя немецкая машина, на позиции батареи накинулись кричащие стаи ворон. Черные полчища птиц слетались сюда со всей округи лакомиться мертвечиной.
    Матроскин как мог сражался с пернатыми падальщиками, которые то и дело норовили разбить ему голову своими мощными клювами. Кота спасли две девочки. Школьницы. Они пришли сюда с несколькими женщинами из соседнего села. Матроскин увидел их и стал громко мяукать. Кот сидел на своем посту у взорванного блиндажа. Девочки подошли к нему, не веря своим глазам. Они знали этого кота. Будучи азовчанками, девчонки часто прибегали в порт и не раз видели Матроскина у моряков. Даже знали его кличку. Хотя узнать его было в тот момент сложно: кровоточащие лапы, перебитый осколком хвост, порванные воронами уши. Почерневший и глухой кот-доходяга. Одна из девчонок взяла его к себе домой. Искупала, накормила... Но спустя несколько дней Матроскин вернулся на батарею и вновь сел возле той воронки, где были засыпаны моряки.
    Девчонки, найдя кота на том же месте, сообщили об этом взрослым. Рассказали, что он рыл там землю, жалобно мяукая. Вооружившись лопатами, женщины раскопали землянку, разобрали тяжелые бревна и бережно вынули из-под завала тела погибших моряков. Их похоронили недалеко от батареи, в братской могиле. Матроскин каждый день прибегал туда, к ним, и, свернувшись серым клубочком, ложился на небольшой холмик могильной земли. Кто-то из сельской детворы нашел на батарее расстрелянную бескозырку и принес на могилу. Так и лежали вместе моряцкая беска и корабельный кот маленького буксира «Свет». Матроскин знал, что бескозырка эта была сбита немецкой пулей с головы Коляныча.

    Со временем заросла травой, запахаласъ плугами грозная батарея. Забылся, стерся из памяти подвиг героев-моряков. На Павло-Очаковской косе разместились турбазы, пляжи и современные коттеджи. А кот Матроскин стал героем веселого мультфильма «Каникулы в Простоква шино». И только несколько бабушек, живущих неподалеку и торгующих в сезон у дороги вишней и жерделой из своих садов, нет-нет, да и вспомнят то страшное, огненное лето 1942-го. И, может быть, расскажут вам подлинную историю кота Матроскина, если вы купите у них ведерко налитой соком азовской вишни.


КУДРЯКОВ, А.Ю. ОКОПНАЯ ПРАВДА ДОНСКИХ СТЕПЕЙ. Записки поисковика /А.Ю. Кудряков.- Ростов н / Д., 2018.- 216 с.: ил.

РОСТОВЧАНКИ

   Ростов. Южный, солнечный, веселый. Город, знаменитый своими девушками. Красавицы под стать своему городу. Такие, что глаз не оторвать: яркие, темпераментные. Славятся этими качествами ростовчанки на всю нашу большую страну.
  Каждый мужчина хотел, наверное, хоть раз в жизни познакомиться, встретить на своем пути девушку из Ростова. И, несомненно, это была бы незабываемая встреча. Те же, кто имел счастье узнать ростовчанок поближе, наверняка согласятся: помимо природной красоты, живого обаяния есть в них что-то особенное, какой-то характер, некий стержень, едва заметный, во взгляде, в поведении, в манере держаться.
    В основе этого особенного характера лежит удивительное чувство любви. Любви к своему городу, к своей семье, к своим друзьям. Своего рода ростовский патриотизм, если вам слово «патриотизм» ближе. Мне лично больше по душе слово «любовь». И вот об этой любви, жертвенной и настоящей, я хочу вам рассказать.

***

    История эта началась в 20-х числах июня 1941-го. Пятеро подружек с одной улицы на Ростов-горе очутились в очереди добровольцев, собирающихся на войну с фашистами. Они были хорошо знакомы: учились в одной школе. Вместе в свой выпускной встречали рассвет на набережной робкими поцелуями своих мальчишек. А в воскресенье случилась беда, навсегда изменившая их жизни. Враг напал на страну, вторгся на прекрасную, цветущую землю. И с этим злом необходимо было бороться — всем, от мала до велика.
   И выросли очереди в военкоматы, в горисполкомы, в райисполкомы, в партийные и комсомольские комитеты. Все хотели на фронт, защищать свой дом. Тысячи молодых ростовчанок стояли в этих очередях. Вот и наши подружки — Катя, Надя, Роза, Настя и Света встретились в такой очереди. Им казалось, что на войну пошлют сразу. Дадут винтовки или же санитарные сумки с бинтами и йодом и пошлют. «Только бы успеть на поезде добраться до линии фронта, а то ведь война может закончиться к тому времени», — шептались наши подружки, с интересом поглядывая на парней постарше, стоявших рядом. Ребята, ловя на себе девичьи взгляды, старались иметь вид серьезный, бывалый, поправляли на своих бритых затылках кепки, представляя себя в защитного цвета касках с красной звездой.
   Но не суждено было девчонкам сесть в фронтовой эшелон. Послали их, несмотря на возраст, в школу ПВО — противовоздушной обороны. Учиться тушить вражеские «зажигалки» и вести огонь из зенитных орудий по немецким самолетам. Винтовки они освоили на «отлично» — четверо имели значки «Ворошиловского стрелка». Только маленькой Насте эта наука не давалась, но зато она первой получила знак санинструктора.
  Ростовчанки 1  Школа ПВО располагалась в Батайске. Там жили, учились, питались впроголодь, мечтали, писали письма своим мальчишкам. Сначала была Роза: ей первой пришло известие, что ее парень Карэн погиб, убит осколком мины под Ярцево, когда вытаскивал из-под обстрела раненого товарища. Роза рыдала, не переставая, месяц. А затем похожее письмо получила Надя. Кате о смерти ее друга Сережи сообщила мать мальчика. Он ведь был еще мальчишкой: приписав год, ушел в ополчение и погиб под Таганрогом.
    Девчонки договорились не плакать и поклялись отомстить. Их расчет 37-мм зенитной пушки образца 1939-го был лучшим во всем училище. Все курсанты завидовали успехам «железных подружек» — так называл девочек начальник училища, старый, опытный зенитчик, воевавший с немцами еще в Испании.
    В ноябре огненный смерч боев докатился и до Ростова. На улицах города вспыхнули жестокие, кровопролитные бои. В этих боях под гусеницами немецкой самоходки погиб брат маленькой Насти. С бутылкой зажигательной смеси в руках шагнул он навстречу вражеской бронированной машины. Тогда же в сражающейся несломленной Нахичевани фашисты расстреляли родных Розы — мать и отца. Девочки смотрели из Батайска на пламенеющее зарево над Ростовом. Это горел их любимый город. И там где-то, среди огня, находились их семьи, дома, друзья.
    «Железных подружек» выпустили из школы в начале 1942-го. Они с отличием выдержали все экзамены и получили аттестаты зенитчиц ПВО. Теперь им предстояло стать часовыми мирного неба Ростова, защищать жителей родного города от фашистских стервятников, от вражеских бомб. И, несмотря на то, что немцы бежали из Ростова в последних числах ноября 1941-го, авианалеты продолжались.
    Донскую столицу бомбили не переставая. Рушились жилые дома, и под развалинами гибли люди: пожилые, женщины, детвора. Ни одну ростовскую семью не обошла горечь утраты. У Кати, зеленоглазой веселой блондинки, во время одного из таких налетов погибли мама и маленькая сестренка. Они стояли в продуктовой очереди, когда рядом упали бомбы...
    Их зенитная батарея прикрывала военный аэродром на Гниловской. С этого аэродрома взлетали наши «ястребки» на перехват фашистским бомбардировщикам. Здесь находился доблестный 182-й истребительный авиаполк. На его счету — десятки уничтоженных немецких самолетов.
    Но девчонкам ни разу так и не посчастливилось сбить стервятника. Подружки с батареи у кладбища сбивали, девочки расчета у Нижнегниловской переправы — тоже, даже дальняя зенитка под Кумженкой, и та сожгла Хенкеля. А им не везло... На аэродром случались налеты, но истребители сами быстро разбирались с фашистами.
     В начале лета 1942-го любимец всего полка советский ас Сергей Коблов даже заставил немецкий самолет сесть на их аэродром. Девочки бегали смотреть на хваленых немецких пилотов. Жалкое зрелище. Фашисты тряслись, пот лился по их красным мордам, а пухлые покусанные губы непрерывно шептали: «Гитлер капут, Гитлер капут».
    Через две недели после этого случая подружки четко отработали, расстреляли воздушную цель — бомбардировщик «Юнкере». Штука, как ее называли наши летчики, задымила, начала снижаться, но все же смогла уйти. Эту победу расчету, конечно, не засчитали, но настроение у зенитчиц после этого было самое боевое. Все - таки они одержали победу, пускай и маленькую. Даже летчик Коблов, комиссар полка и другие командиры всерьез поздравили подружек с боевой удачей. И так как девочки совсем не пили, то и отметили победу танцами у рощи на краю летнего поля. Это был последний веселый вечер у наших подружек. Через день враг перешел в наступление по всей линии фронта.
     С позиций на реке Миус и под Таганрогом немцы очень быстро оказались у стен Ростова. Остатки истребительного полка, машины и летчиков, уцелевших в июльских боях, перебросили на запасной аэродром на Кубани. Расчеты зенитных 37-мм орудий остались одни у пустой взлетки. Ожидали приказ о смене позиций. А на рубежах ростовской обороны, у противотанковых рвов, не переставая, который день шла настоящая битва.
    Старший лейтенант ПВО нервно курил. Папиросу за папиросой. Вот уже сутки, как аэродром, который охраняла его батарея, покинул последний истребитель. Звуки боя все ближе, и в сумерках зарево с северных окраин Ростова, казалось, разлилось на полнеба. Неизвестность и неопределенность лишили командира покоя и заставляли волноваться. «Что, если нас обойдут? Что, если высадят десант прямо сюда, на поле, окружат?» — эти мысли крутились в голове у старлея. Он то и дело поглядывал на свои четыре зенитки. 37-миллиметровые пушечки и расчеты из одних девок.Ростовчанки 2    «Разбегутся с первым взрывом», — думал командир, глядя в сторону фронта. И тут, из-за горизонта, один за одним вынырнули два самолета и пошли на снижение к взлетно-посадочной полосе. «Немцы! К бою!» — заорал лейтенант. Машины заходили на посадку, а зенитчицы ясно различали силуэты наших ЯК-7. Девочки уже видели такие на аэродроме. Маленькие двух-местные учебные истребители, с установленной пушкой и пулеметами, они взлетали отсюда на боевые. Но командир бегал между орудий и орал: «Огонь! По врагу огонь!» Света пыталась возразить: «Товарищ старший лейтенант, это наши!» Но он в ярости набросился на нее, сжимая в кулаке ТТ: «Огонь, а не то пристрелю!»
     Через пару минут все было кончено... Два советских ЯК-7 горели яркими факелами на взлетной полосе. Горели всю ночь. Командир почти сразу понял, что расстрелял своих. Возможно, «ЯКи» садились на аэродром по причине неисправности, а скорее, просто кончилось топливо. Лейтенант пил водку из своей стеклянной фляги, а к утру за ним приехали. Два офицера НКВД в голубых пыльных фуражках, бегло опросив зенитчиц, посадили командира в свой «Виллис» и увезли. Батарея осталась без офицера.
    Девчонки, не спавшие всю ночь, собрались на стихийное собрание. Звучали взволнованные голоса: «Что делать? Как теперь быть?» Света как секретарь комсомольской ячейки на батарее успокаивала: «О нас знают. Сейчас нам пришлют нового командира и новый приказ. Пока же будем продолжать выполнять боевую задачу. Командование беру на себя».
    Наступил двадцатый день июля 1942-го. Со стороны моря, все возрастая и возрастая, шел на город глухой гул. Расчеты развернули орудия в сторону этих так хорошо знакомых звуков. Бомбардировщики. Вскоре они закрыли черными крестами все небо. Зенитки аэродрома плевались огнем, не переставая. Им вторили батареи 734-го полка на Кумженке, поддерживали кладбище и зенитчицы у переправы. Стволы раскалились, гильзы зениток звонко падали, и вскоре вокруг орудий образовался сплошной ковер из гильз.
    В аду в тот день было не так жарко, как на батареях аэродрома, и девчонки, сбросив с себя гимнастерки, остались в одних белухах, а кто-то и вовсе в бюстгальтерах. Но стреляли четко, без страха и суеты. Город встретил налет огнем своих защитниц. И уже загорелся и рухнул в песок Кумженского пляжа «Хенкель», затем «Мессер» свечкой ушел в Дон у железнодорожного моста, а за ним, в клубах дыма, на Левый берег упал «Юнкере».
    Битва, невероятная по своему ожесточению, шла на небе и на земле. В город со всех сторон  вползали вражеские танки и бронемашины. А с неба на Ростов сыпались тонны бомб. Но южная столица держалась. Взрывались танки, сотнями гибли фашистские автоматчики, а самолеты хваленых немецких асов оказывались на земле один за одним от огня маленьких пушек ростовских 17-летних девчонок-добровольцев.
    От бесчисленных пожаров, от удушливого дыма день превратился в ночь. Девчонки уже потеряли счет часам. Воздушные атаки, налеты следовали одна за одной. Без отдыха, без еды, сна и воды встретили батареи зенитчиц 21 июля. Свой последний день. К расчетам зениток у аэродрома так и не прислали нового командира. Но Света справлялась не хуже любого офицера. Координировала огонь орудий, бегая от пушки к пушке, находила нужное слово для каждой из девчонок. Даже когда Надя каталась по траве с обожженными руками, Света что-то шепнула ей на ухо, и та со слезами на глазах вернулась к стволу.
    В  этот день подружки все-таки порвали огнем проклятый «Юнкере». Вражеский самолет пошел пикировать в лоб на их батарею, стреляя из пулеметов. Девчонки видели, как их снаряды достигли цели, и кабина немецкого пилота разбивается. Кровь и мозги фашиста брызнули по остаткам фонаря, и «Юнкере» с воем упал в камыш на окраине Гниловской. Но у зенитчиц не было времени радоваться успеху: все небо над городом вновь было в черных крестах. Ростов пылал, и в этом пламени сражались наши войска. Дрались моряки, дрались чекисты, бросались под танки ополченцы, падали без сил у своих пушек артиллеристы ПВО. Город, как казачьи мельничные жернова, перемалывал, крошил в пыль самые боеспособные гитлеровские части.
    Заряды были на исходе. Утром Света собрала зенитчиц у своего орудия. «Боекомплекта почти нет, — начала она собрание охрипшим голосом. — Враг может обойти нас, отрезать и окружить в любую минуту. Поэтому, учитывая то, что мы добровольцы, разрешаю, кому страшно, отправиться домой. Предательством и изменой этот поступок считаться не будет. Кто решил уйти — шаг вперед». Не нашлось среди девчонок тех, кто захотел покинуть батарею. Решили сражаться до конца. У каждой были свои причины, и каждой хотелось жить. Когда тебе всего 17, жить хочется бесконечно.
     Из-за рощи послышался рокот моторов и лязг гусениц. Стволы орудий батареи были направлены в сторону полевой дороги, идущей к аэродрому. Вскоре на ней в облаках пыли появились велосипедисты, два мотоцикла и бронетранспортер. «Огонь!» — скомандовала Света и тихо прибавила: «За Родину!» Точные выстрелы разворотили боковую часть бронемашины. Она загорелась и взорвалась. Меткий огонь зениток разбросал по дороге мотоциклистов, там же у обочины лежали покореженные велосипедисты.
    Не прошло и пяти минут, как из рощи выполз танк. Из его башни высунулся немец в черной куртке и начал разглядывать аэродром в бинокль, ища замаскированные орудия. В этот момент батарея открыла огонь по танку. Один из выстрелов угодил в танкиста с биноклем, разорвав его пополам. Еще несколько попаданий были под башню. Танк густо задымил. Из него выбрались немцы и скрылись в роще.
     Это были последние выстрелы 3-й батареи 734-го Ростовского зенитного полка ПВО. Больше зарядов к орудиям не осталось. Девчонки приготовились сражаться с немцами, ведя огонь из своих карабинов. Все залегли у орудий, сжимая в руках мосинки. Фашисты не решились больше атаковать батарею, вызвав в этот квадрат огонь своих тяжелых минометов. На головы зенитчиц полетели мины. Через полчаса все было кончено...
    Немцы, попавшие к вечеру 22 июля на батарею, не могли поверить своим глазам: у них на пути встали двадцать девочек. «Совсем еще дети, — качал головой старый унтер. — Как таких воевать посылают...» Ветераны боев из 98-й пехотной дивизии, прошедшие всю Европу, смотрели на полуголые трупы зенитчиц. Прибывший из штаба дивизии майор снял свою фуражку и коротко, чертыхнувшись, приказал: «Похоронить. С честью». На следующее утро девчонок похоронили местные жители станицы Гниловской. На могильном холмике из пробитых осколками касок зенитчиц казачки выложили крест.
   Так же, в бою с мотопехотой фашистов, погибла и 2-я батарея на Кумженке. Ее расстреляли прямой наводкой немецкие танки. 2-я батарея у Гниловского кладбища смогла сжечь несколько вражеских бронемашин. Оставшиеся в живых зенитчицы подорвали себя и свои орудия гранатами. В плен к врагу не попал никто.
    Девчонки, умирающие на этих батареях, не знали, не могли знать, что накануне из штаба за ними был послан курьер с приказом немедленно отходить, переправляться на Левый берег Дона. Приказ к отступлению зенитчицам не попал. Офицер, который должен был его доставить, пропал без вести. В условиях жестоких городских боев в штабе никто не контролировал исполнение этого приказа. О расчетах девочек-добровольцев больше не вспоминали...
    Не так давно в районе бывшего аэродрома на Гниловской бульдозер копал яму под фундамент будущего дома. На небольшой глубине ковш вывернул из земли пробитую осколком советскую каску, затем показался небольшой череп с остатками светлых волос...
    Поисковики отряда «Миус-Фронт» быстро приехали на место строительства. Рабочие из Средней Азии остановили свой труд и, перешептываясь, стояли в стороне. Бережно, косточка за косточкой, доставали мы зенитчиц из неглубокой воронки. Возвращали девочек из небытия спустя 70 лет. Вначале — Катю: в кармане ее гимнастерки лежало маленькое, разбитое взрывом зеркальце. Затем — Надю и Розу: подружки были убиты осколками одной мины. Маленькая Настя лежала в воронке, как ребенок, свернувшись калачиком. Ее, раненую, добил выстрелом из пистолета в лицо какой-то немец. Даже гильза от «Люгера» лежала рядом. Последней была Света. С перебитыми ногами, истекшую кровью, ее бросили в яму первой. Остальных положили сверху. Об этой братской могиле почти сразу забыли. Возможно, те, кто собирал зенитчиц, после боя сами вскоре оказались в похожей воронке. А могила подружек быстро заросла густым донским разнотравьем.

   Захоронения девочек, погибших на других батареях, не найдены до сих пор.
  Не братские — сестринские забытые могилы. Лежат в них подружки. Навечно обнявшись. Навеки став сестрами. Ростовчанки.

Памятник  зенитчицам РостоваПамятник зенитчицам Ростова

 

 

 

2         425