Включить версию для слабовидящих
^Back To Top
РАЗМЫТЫЙ СЛЕД
Предисловие
Осень 1923 года в Приазовье выдалась ранней, уже в начале октября залили дожди и с деревьев посыпались первые мёртвые листья. Потянуло северовосточным ветерком. И в шалашах казаков - повстанцев стало прохладно и сыро, особенно по ночам, а разводить костры было нельзя, дабы не обнаружить себя. База небольшого отряда казаков, не пожелавших сдаться и по амнистии, располагалась на правобережье речки Крынки неподалёку от места впадении её в Миус. Место было с трёх сторон окружено водой: лесистое и обрывистое, плохо проходимое, как для пешего, так и для конного, а потому - хорошее для обороны. Но так как часть отрядников все же сдалось на милость властей, дислокацию отряда нужно было менять. И чем скорее - тем лучше.
Вышли в поход на запасную базу в ночь с 12 на 13 октября, припрятав всё то, что нельзя было приторочить к сёдлам. За ночь прошли вёрст шестьдесят вверх по течению Миуса, кидая по сторонам и вперёд разведку. На заре, в туманном полусумраке, подошли к броду, стали переправляться. И тут поверх голов казаков пророкотала длинная очередь из станкового пулемета, потом послышался громкий командирский бас:
- Сдавайтесь, сопротивление бесполезно, вы окружены!
Двое казачков, шедшие в арьергарде отряда, поворотили было коней назад, но сзади ударил залп из карабинов, и всадники в замешательстве закрутились, затанцевали на месте. Пожилой вахмистр, командир отряда, размышлял недолго и, понимая, что их застигли врасплох в самом неподходящем для боя месте, жалея людей, крикнул в ответ:
- Чёрт с вами! Не стреляй - сдаёмся!
И первым направил своего жеребца в сторону залёгшей на высоком берегу реки чоновской цепи.
ЧАСТЬ I
Уполномоченный Приазовского окружкома ВКП(б) по колхозному строительству 25-тысячник Кандыба Степан, бывший краском и «чоновец», уставился на человека в пенсне. Тот сидел в первом ряду Тозовского амбара, уставленного лавками. Шло общее собрание землеробов хутора Нижнемиусского по случаю образования колхоза. Когда дело дошло до голосования, данный гражданин поднял сразу обе руки вместо одной положенной.
«Не смешки ли строит хлюпикочкастый»? - застучало в висках контуженой головы Кандыбы. Лицо его, обезображенное сабельным шрамом, побагровело, на лбу появилась испарина, губы плотно сжались. Вперив взгляд своих зеленовато-карих глаз в тщедушную фигуру, Кандыба проговорил, ни к кому особо не обращаясь:
- Никак тут один дюже грамотный гражданин смешки вздумал строить над нашим обчим делом?
В переполненном людьми амбаре наступила тишина. Было слышно, как жужжит не вовремя проснувшаяся муха, да скребутся мыши в углу рядом с президиумом.
Шла ранняя весна 1930 года, не так давно, на провесне, из хутора отправили кулацкие семьи на «перековку» в дальние края. А третьего дня сгорела Тозовская мельница.
Иван Твердохлеб, бывший дезертир и примак, теперешний председатель комбеда, заканчивавший подсчет голосов в заднем ряду замер и повернулся к президиуму, его губы всё ещё продолжали шевелиться. Председатель Нижнемиусского Совета, Тимофей Малый, председательствующий и на собрании, переводил взгляд своих телячьих глаз с человека в пенсне на уполномоченного в кожанке и обратно, туго соображая, что же предпринимать теперь, то есть в данный момент. Сидевший в первом ряду напротив президиума хуторской кузнец Саня Парамонов, оглушительно хмыкнул, пряча улыбку в свою вечно осмоленную бороду в ожидании какого-то подвоха. Он-то хорошо знал своего соседа Изю-портного. Это он тянул кверху сразу обе руки, как будто в плен сдавался, только неясно было кому. Времена белых и красных как - будто отошли в прошлое, или это только, на первый взгляд казалось.
В нехорошей тишине амбара неожиданно громко прозвучал Изин тенорок:
- Ни, Боже мой, товарищ уполномоченный, я все душой за колхоз.
В задних рядах сдержанно засмеялись и зашушукались.
- А две руки поднял, - продолжал портной, - чувствуя исключительную важность текущего момента. Объясняю для всего обчества, - звучал тенорок Изи, срываясь на фальцет. - Одна моя поднятая рука означает, что я, как и все сознательные граждане хутора Нижнемиусского голосую за колхоз, а другая...
С задних рядов кто- то громко спросил, перебивая оратора.
- За колхоз-то правая или левая?
В зале опять засмеялись. Ваня Твердохлеб покосился на бывшего вахмистра Мигулю, не так давно вернувшегося после шестилетней отсидки за бандитизм. Мигуля сидел в заднем ряду в окружении пожилых бородатых казаков. За колхоз никто из них пока руки не тянул и голоса не подавал. Изя перевел дух и продолжил:
- Попрошу не перебивать и не шутить в мою сторону, так как вопрос сурьёзный и может коснуться многих здесь сидящих. Разъясняю далее,- вторая мной поднятая рука означает, что у меня вопрос к президиуму имеется.
- Поближе к делу гражданин, - кинул реплику Кандыба. Он явно нервничал, переживал за то, что подсчёт голосов поданных за колхоз не был закончен. Не замечая одергивания, Изя снова заговорил:
- Вопрос в том, дорогой товарищ, что портной в хуторе я один, и вот через эти мои руки, - он покрутил поднятыми руками, - почитай вся одёжа хуторян проходит. И тут я хочу спросить. А можно - ли мне будет ещё и шить в свободное от колхозной жизни время?
В амбаре опять воцарилась тишина. Портной поднятые руки опустил, сначала одну, потом другую. На многих лицах опять появились улыбки: у одних искренне-простые, у других злорадные, дескать, влепил «заковыку» портной!
В президиуме возникло замешательство, было видно - никто из должностных лиц не знает, что отвечать. А в амбаре, особенно там, где кучно сидели бабы, стали переговариваться и спорить в голос. Шум нарастал. К бабам стали подключаться и мужики, собрание грозило превратиться в один большой базар. Но тут Кандыба встал - во весь свой двухметровый рост и своим решительным видом пресёк, возникшее было, обсуждение. Голос его зазвучал чётко и внушительно, как перед ротой «ЧОНА», которой он командовал в начале двадцатых.
- Попрошу тишину, - и для большей убедительности положил руку на колодку-кобуру маузера. - Ещё раз объясняю ситуацию для особливо тёмных и прикидывающихся оными, но спочатку нужно закончить подсчёт голосов – ведь мы только что проголосовали.
И уже к председателю Комбеда:
- Иван Иванович ты, в задних рядах, всех обсчитал?
- Так точно, - рявкнул тот, - сто семнадцать голосов за, двенадцать воздержавшихся, да сзади ещё кто-то руку «против» тянул.
Пожилые казаки насторожились, а Сидор Мигуля открыто и злобно поглядел на активиста, видно хотел что-то сказать, но сдержался.
- Ну, десяток-другой воздержавшихся нам погоду не портит, - пробасил Кандыба, - а те, которые против - пущай поближе сюда на свет божий выходят, мы на них поглядим.
Но никто не вышел. И тогда повернувшись к молоденькой учительнице, ведущей протокол собрания, Кандыба велел:
- Наталья Петровна, оформите протокол голосования, как положено, и дайте каждому в президиуме на личную подпись.
Та согласно кивнула.
- Ну вот, товарищи землеробы, - продолжил он, - вопрос о создании колхоза в вашем хуторе решен окончательно и бесповоротно. А теперь по существу вашего вопроса товарищ...
- Изяслав Самуилович, - подсказал кто- то из президиума.
- Ещё раз разъясняю хозяйственную политику ВКП (б), но это уже не для протокола. Любой колхозник, помимо основной работы, может копаться на своем приусадебном участке. Размер его будет определяться Советом совместно с правлением колхоза, но не более 20 соток на семью. На личном подворье можно держать птицу и кое-какой мелкий скот, в том числе и поросенка, но не свиноматку. Для особо тёмных ещё раз повторяю: лошадей и коров держать нельзя, такая установка центральной власти на данный момент. Что же касается вас конкретно, товарищ Яхман, то избранное сейчас правление колхоза наверняка разрешит вам, в свободное от основной работы время, подшивать одежёнку колхозникам и членам их семей. Но я думаю, что это дело временное, так как необходимость в вашей кустарщине, в конце концов, отпадет. Советская власть в скорости обеспечит сельского жителя готовыми костюмами - все у нас для энтого дела уже имеется.
В задних рядах кто-то сдержанно хмыкнул. Но на этот выпад Кандыба уже не обратил внимание. Начатое дело нужно было доводить до конца. Как издревле говорилось на Руси - «куй железо пока горячо». А горячо уже было, и даже очень. В январе распустили ТОЗ (Товарищество по совместной обработке земли), не приняв годового отчета, обвинив правление в укрывательстве части урожая 1929 года и затягивании уплаты натурального налога. Потом не стали продлевать аренду земли садоводческому товариществу. Потом, ещё по снегу, вывезли из хутора раскулаченных. В марте не дали лицензию на отлов рыбы в заливе рыболоводческой артели. А артельного заводчика Ваню Сологуба взяли под арест, объявив подкулачником. И всё это делалось для того, чтобы загнать людей в колхоз, и землеробы дрогнули. Ведь плетью обуха не перешибешь, а семьи кормить надо. Но смирились не все, о чем свидетельствовала сгоревшая тозовская мельница за три дня до собрания.
- Ну а теперь переходим ко второму вопросу,- объявил Кандыба, окончательно взяв в свои руки ведение собрания. - Вторым вопросом у нас значится избрание правления колхоза. Слово по поводу кандидатов в члены правления имеет заведующий начальной школой хутора Нижнемиусского товарищ Вахрамеев Григорий Петрович - как представитель сельской интеллигенции.
С крайней скамьи президиума поднялся худой и высокий, с военной выправкой, ещё молодой мужчина с обожженным лицом, достал с накладного кармана полувоенного френча листок бумаги и зачитал пять фамилий. В основном в списке значились члены комбеда и батраки. Собрание недовольно загудело, как растревоженный рой. Послышались голоса:
- Какой такой список?! Откедова он взялся? Кто его составлял? Почему там пятеро?
С задних рядов кто-то из молодежи крикнул:
- Это сельсоветчики с комбедовцами опять ночью этот список состряпали.
- Точно так же, как с кулаками дело провернули, - поддержал молодой голос.
Загалдели и остальные, разобравшись, что к чему. Шум опять стал нарастать. С передней скамьи решительно поднялся хуторской кузнец Саня Парамонов, откашлявшись и подождав пока чуток затихнет, открыто заявил: - Даже при царском режиме в хуторское правление, насколько мне помнится, гуртом не выбирали по заранее составленному списку.
Кузнец в хуторе был фигурой значительной, и не посчитаться с его мнение было, по крайне мере, опрометчиво. К тому же он выражал мнение явного большинства.
Номер не прошел - понял председательствующий Тимоша Малый и, переглянувшись с Кандыбой (тот кивнул), спросил:
- Значит, Александр Евграфыч, вы выражаете, так сказать, обчее мнение голосовать за каждого кандидата в отдельности?
- Точно так, за каждого беспременно в отдельности, - подтвердил кузнец и сел, вертя головой по сторонам, выбирая куда-бы сплюнуть накопившуюся от волнения слюну. Но справа и слева были люди, а спереди президиум, плевать же под стол президиума было тоже как-то неловко, пришлось сглотнуть.
Тимоша Малый поставил предложение кузнеца на голосование, дабы утихомирить хуторян. В конце концов, вырешили правление колхоза избрать в количестве шести человек, включая председателя. Стали персонально выносить предложения по кандидатам. И тут оказалось, что задние ряды и те, кто снаружи оказались организованней - выдвинули сразу четверых человек -видно было, что сговорились. К неудовольствию местной власти - трое прошли даже без особых обсуждений. Потом, после долгих споров и отводов кандидатур, проголосовали ещё за троих. Всё это время уполномоченный молчал и что-то записывал себе в блокнот, изредка обращаясь к рядом сидящим активистам.
В итоге в правление колхоза прошли: Возков Петр Евсеевич - середняк из староверов, бывший председатель «ТОЗА»; Богатырёв Егор Ксенофонтович - единоличник-середняк, несмотря на то, что служил у белых, рабочий пекарни; Парамонов Александр Евграфович - хуторской кузнец; Цапков Игнатий Семёнович - бывший заведующий тозовской мельницей - середняк; Побокин Сергей Лукич, по - уличному «Сергуня» - кацап, батрак и член Комбеда, бывший красноармеец - обозник; Шульга Михаил Протасович - бывший садовод-арендатор, арендовал у Совета помещичий сад на левобережье Миуса.
В правление от партячейки предложили было Кашарина Ивана, бывшего буденновца, но за него не набралось и полсотни голосов. Было видно, что этим он сильно расстроен. Не прошел в правление и Вася Кутовой - зять бывшего вахмистра Мигули. В 1923 году Вася вместе с тестем сдался чоновцам и был амнистирован и прощён, как самый молодой повстанец из отряда сотника Тюпы - Тарковского, боровшегося в начале двадцатых годов против Советской власти в Приазовском округе. Тестю Васи, Сидору Мигуле, повезло меньше -пришлось отсидеть шесть лет в тюрьме. Можно сказать - еще хорошо обошлось. Если бы не амнистия и не помощь верного человека из округа, то вполне могли бы и к стенке поставить. Ведь Мигуля ходил в помощниках у командира отряда, а с весны 1923года и вовсе замещал его. Но к этому времени репрессии против казачества пошли на убыль. НЭП набирал силу, новая власть, как будто сделала поворот в сторону хозяйственного мужика. И отряды повстанцев стали потихоньку рассеиваться и таять. Многие просто устали от войны и шли с повинной, кто-то уходил в подполье, продолжая борьбу, а кто-то и вовсе норовил уйти за кордон, если что - то имел за душой.
Умный сотник не удерживал уходящих, просил только не болтать лишнего и заняться хозяйством - открывать пекарни, создавать артели и кооперативы, помогая друг другу: словом врастать в новую жизнь и ждать лучших времен. Он и сам, не дожидаясь пока уйдет последний боец, ушёл, передав командование Мигуле. До Германской войны сотник успел окончить реальное училище, и чуток поучился в технологическом институте. На фронт он ушел добровольцем со студенческой скамьи в 1915 году, так что устроиться ему не составляло большого труда - в стране начиналось восстановление порушенного войной теперь уже народного хозяйства. А Мигуля с взводом повстанцев, был окружен при переходе на новую базу и сдался без боя. Силы были уж больно неравные. Их, всё - же, кто-то продал из своих - такого мнения был бывший урядник Багатырев Захар, который работал в пекарне грузчиком и периодически снабжал повстанцев мукой, а то и готовым хлебом. Этого же мнения был и свой человек из округа, только ему ничего конкретного узнать не удалось - операция по ликвидации отряда готовилась в строгом секрете. Выполнение поручили ЧОНУ и чекистам, а милиция играла только вспомогательную роль.
Пересмотренный список, состоящий из шести человек, поставили было на голосование, но тут вновь вмешался уполномоченный:
- Товарищи колхозники! - зазвучал его голос, - я так маракую, что в районных инстанциях, да и в окружных тожить, вас не так поймут. - И выдержав паузу, чтобы для многих дошло в каких именно инстанциях, продолжил, - в правлении колхоза не попадает ни одного члена ВКП (б), а их у вас числится пятеро. Это что же получается? Партия вас всячески подталкивает к новой жизни, а вы, выходит, ей не доверяете? Как же так товарищи?
В амбаре опять стало тихо и тревожно. Кто-то вполголоса сказал: - А пущай в зад не толкает, чай не маленькие.
Но на этот раз шутку не приняли. Ситуацию разрядил секретарь парт -ячейки Кашарин Иван. Он поднялся с первого ряда и, смахнув пот со лба старой буденовкой, предложил в члены правления Федю Чаплыгина, как пролетария из местных, воевавших за советскую власть. Федя, в начале двадцатых годов, служил вокружной «Чека», но сославшись на тяжелое ранение (чёрная повязка прикрывала его левую пустую глазницу), демобилизовался. Немного подлечившись и отдохнув, он по весне 1924 года поступил боцманом на какую-то шаланду, ходившую по Таганрогскому заливу. Зимой, в межсезонье, Федя прибивался к хутору, где жила одиноко его старенькая мать. Отец погиб ещё в японскую войну, а старшая сестра умерла при родах. Подправив своё немудреное хозяйство, Федя шел в хуторскую кузню помогать Саше Парамонову, ладить Тозовский и прочий сельхозинвентарь, готовить его к очередному севу. На партучете он тоже состоял при Совете. Порывать с хутором Федор явно не желал. То, что с 1917 по 1919 год, Федор Чаплыгин, служа на Балтфлоте, числился анархистом-коммунистом, никто не знал кроме одного человека, но тот был далеко от родных мест. За Чаплыгина поднялось около сотни рук, уважительный и работающий он был человек, да и из местных. Многие ещё помнили его отца -Афанасия Чаплыгина - такого же смекалистого мастерового, редко кому отказывающего в помощи.
- Добро, - пробасил повеселевший Кандыба, - ну, а теперь нужно с вами посоветоваться, - обратился он к собранию, - как будем председателя правления выбирать? Обчим собранием или этот вопрос сами правленцы вырешат?
Бабы снова недовольно загалдели:
- Энто, до каких же пор мы тут заседать будем? Уже скоро под себя мочиться начнем, - выкрикнула какая-то молодайка.
- Доить уже скоро, вон заря занимается, а мы тут всё воду в ступе толкём,- загалдели остальные.
- Пущай сами выборные промеж себе решают, кому «коноводить»,- выкрикнул кто-то из мужиков.
Кандыбе именно этого и требовалось:
- Ставлю на голосование обчего собрания предложение, - дабы председателя правления колхоза Нижнемиусский поручить выбрать членам правления из их состава. Кто «за» - прошу голосовать.
Передние и средние ряды подняли руки, а те, кто сидел сзади уже пробивались к выходу - долгое сидение всем порядком надоело.
- Так, большинство «за»! Внесите в протокол,- объявил Кандыба, ускоряя ход событий. - Членов правления, местную власть и актив попрошу остаться, остальные свободны.
И уполномоченный облегченно вздохнул - большая часть дела как будто удалась.
Когда в амбаре осталось человек пятнадцать народу, он кивнул комбедовцу Ване Голику, тот встал и скороговоркой отрапортовал:
- Как член президиума предлагаю председателем правления колхоза избрать Чаплыгина Фёдора Афанасьевича, с оружием в руках отстаивающего Советскую власть в Годы Гражданской войны и как мастерового - пролетария в нынешнее время.
Все примолкли, переваривая предложенное.
- Другие предложения будут? - это напомнил о своих правах председатель Совета Тимофей Малый.
- Ну, ежели нет, тогда ставлю на голосование. Кто «за»!
Но тут подал голос Егор Богатырёв:
- Не гони лошадей Тимофей, мы тут не церковного старосту выбираем, подаяния с мирян собирать. И ежели нас народ уполномочил быть правленцами, то следовает хотя бы нас усех поспрошать - кому на шею сей хомут вешать.
- Ну, и какое же у тебя Егор мнение об этом деле? - спросил его комбедовецПобокин.
- А такое, что председателем колхоза следовает избрать Возкова Петра Евсеевича - смело заявил Богатырёв. - Он в землеробском деле большой дока, всю жизню на земле, дажить на службу и войну не отрывался по причине плоскостопия. Опять же в ТОЗЕ председательствовал не один год и вообче ...
- Что ТОЗ?- перебил Егора председатель комбеда Ваня Голик, - сорок дворов, а в колхоз почитай весь хутор записался.
- А ты, Евсеич, припоминаешь,- вступил в разговор Тимофей Малый,- с какой руганью из тебя бумаги отчетные приходилось выбивать, а потом ещё и набело их переписывать, последними в район отчётность из за тебя сдавали. Да и натурналог с тебя бывало и клещами не вытащить. Вон последние шесть пудов так на районную ссыпку и не отвёз. Или я что-то не то говорю?
Петр Евсеевич заёрзался на лавке:
- Дык сгорел остаток зерна на мельнице, я же тебе третьего дня докладал.
Но тут, как по команде, подхватился с места станичный милиционер Притыка Павел - он присутствовал на собрании для порядка.
- Ты, дорогой товарищ, не дури! Комиссией сгоревшего зерна на пепелище не обнаружено. За вашимТозом шесть пудов недосдачи числится.
- Пять, а не шесть,- подал голос нисколько не сконфуженный Евсеевич.
Наступило тягостное молчание. И опять все уставились на Кандыбу. Тот, чувствуя значимость момента, откашлялся и заявил:
- Что ж, ежели товарищ Возков у белых не служил, в бандах не состоял и чужого труда в своем хозяйстве не использовал, то и он вправе выдвигаться в председатели правления колхоза.
Стали голосовать. За Федора Чаплыгина подняли руки Парамонов и Побокин. Тимоша Малый, осипшим от волнения голосом, поставил на голосование Возкова. За него отдали свои голоса Богатырев и Шульга. Все присутствующие невольно уставились на Цапкова Игната. Под этими взглядами он медленно поднялся, сделавшись белым как полотно, и теребя старенькую папаху, объявил:
- Я это, я воздерживаюсь...
Наступила немая сцена. Все молчали, не зная, что делать дальше, ведь выходило поровну, по два члена правления за каждого кандидата, при одном воздержавшемся.
- Энто как же вас, дорогой товарищ, понимать? Мы, то есть президиум и актив, вправе потребовать от вас внятного объяснения своей позиции, вы ведь не сторонний человек, а член правления колхоза и обязаны объясниться, - высказался Кандыба.
Игнат молчал и затравленно глядел куда- то мимо всех - по его лицу катился пот и скапливался в бороде, но он этого не замечал.
- Слухай, дорогой, - Кандыба напрямую обратился к Игнату, - тебе народ доверие оказал, а ведёшь ты себя как дезертир.
Игнат дернулся всем телом, но продолжал молчать. Страх на физиономии проявился и ещё у одного человека, но этого никто не заметил. Кандыба, то ли знал куда ударить, то ли попал случайно. Игнат действительно, вернувшись по весне 18-го года с Австрийского фронта, больше воевать ни за кого не пожелал. Прознав на станичном базаре, перед Пасхой, о скорой мобилизации в Донскую армию, он быстренько кинул в каюк кое-какое барахлишко, снасти, да инструмент, и был таков - сплавился в плавни Дона по вешней воде. Обратно в хуторе Игнат появился только осенью двадцатого года с казённой бумагой за пазухой. В этой драгоценной для него бумаге значилось, что Цапков Игнат Афанасьевич, уроженец хутора Нижнемиусского, негодный к несению службы по причине контузии, с мая 1918 по октябрь 1920 года работал по найму подсобным рабочим на паровой мельнице гражданина Руканова В.Г в пригородной станице. Хозяин по весне 1920 года сбежал в Крым, а товарищ Цапков И.А. сдал мельницу Советской власти по описи, в целости и сохранности, посему заслуживает благодарности и всяческого содействия. И подпись с печатью Темерницкого ревкома. Эта справка с ценной печатью, обеспечила Игнату спокойную жизнь на целых 10 лет, до этого проклятого собрания, где его двинули в члены правления пожилые служилые казаки.
Пауза затянулась. Но тут, неожиданно для всех, поднялся учитель Вахрамеев, и привычным движением одернув френч, посоветовал Возкову снять свою кандидатуру. Он высказался в том духе, что без тесного контакта с партячейкой и Советом трудно будет ему работать на столь ответственном посту. И, ежели, во времена Тоза, этого контакта у Петра Евсеевича с местной властью не наблюдалось, то откуда же этой спайке взяться теперь. Цапков, набравшийся было духу, чтобы поддержать Петра Евсеича, облегченно вздохнул и, потихоньку вытерев бороду рукавом зипуна, сел, так как все внимание теперь было приковано к Петру Евсеевичу. Тот, поднявшись, стал говорить, с трудом подыскивая слова:
- Ваша, правда, Григорий Петрович, вовремя вы меня осадили. Как чичас без поддержки властей? Да никак! Да и грамотёшки у меня - кот наплакал. Тут Тимофей верно подметил. Считаю-то я хорошо, а вот пишу с трудом, да и то, только по - печатному. Руки-то чижолой работой раздавлены, карандаш из них то и дело выпадает, так что я снимаю себя и отдаю свой голос Фёдору. Парень он толковый и работящий, да и грамотей на хуторе известный, дажить в слободскую школу, помнится, через Миус бегал, хучь и клевали его там со всех сторон. В обчем так, и перетакиватьнетреба, - высказался Евсеич и сел, смахнув пот с лица.
Кандыба облегченно вздохнул - дело повернулось в нужную сторону, потекло по намеченному руслу. Но какой-то осадок в душе бывшего «чёновца» всё - же оставался, ему казалось, что его кто-то обошел на последнем круге. К тому же, Кандыба никак не мог припомнить - где он встречался с пожилым, видно служилым казаком, сидящим на собрании в последнем ряду, и это раздражало его. Раздражение добавлял и заведующий школой, что-то в нем напоминало бывшемукраскому не столь далекое и часто снившееся по ночам время - время Гражданской войны.
«Давно-ли он тут прижился, и откедова взялся? Приеду в округ обязательно проверю», - решил окончательно Кандыба и, поднявшись, объявил:
- Ну, что товарищи, от всего сердца и окружкома ВКП (б) поздравляю вас с организацией колхоза. То, какое мы с вами большое дело сработали вы и сами, то есть актив, еще до конца не осознаёте. Главное, что установка партии на сплошную коллективизацию в хуторе Нижнемиусском соблюдена, и это радует. Ну а с теми, кто продолжает ставить нам палки в колеса, мы разберемся окончательно и бесповоротно - можете в этом дажить не сумлеваться.
И в подтверждении своих слов уполномоченный опять положил руку на колодку-кобуру маузера.
Так, или примерно так, создавались колхозы на Нижнем Дону по весне 1930 года. В результате проводимой компании по раскулачиванию и коллективизации донские хутора и станицы обезлюдили. Один из агроуполномоченных констатировал:
«У нас прошла поголовная коллективизация. В настоящее время находимся в панике, не знаем, за что взяться, потому что старое разбито до основания, а к новому строительству крупного хозяйства не знаем, как приступить. Судя по всем обстоятельствам, к посевной компании не подготовимся».
Надвигался голодный ужас 1932-1933 годов, охвативший хлебородную Донскую область.