«ВРЕМЯ И МИР ВИТАЛИЯ ЗАКРУТКИНА»
Литературно – краеведческая композиция

     Ведущий: «Люблю мудрый добрый народ наш, его чаровной, несравненный по красоте и силе язык».
    Эти слова замечательного писателя земли российской, певца Донского края, лауреата Государственных премий Виталия Александровича Закруткина могут служить эпиграфом ко всей его жизни.
      Книги писателя, ценность которых давно постигнута современниками, вновь и вновь будет постигаться последующими поколениями.

«Памяти В. А. Закруткина»
Где отныне искать?
Среди груш,
Среди слив,
Среди вишен
В плодоносном саду.
Будто из дому
Только что вышел
На подворье свое,
На любимое место
Над Доном.
Слушать шорох корней, крон шептанье
под небом бездонным,
отвергал
понятие рая,
понятие ада,
вот и садом он стал,
подтверждая понятие лада
человека с землей…
Вот начал он новую тему
новой жизни своей,
уходя в корневую систему
белоснежных дерев
по весне,
по зиме – 
белоснежных
на виду
у придонских
прозрачных
просторов безбрежных.
Постелились пред ним,
Расступились
крепкие корни…
Будут книги его шелестеть
его вечной кроной!
Д Долинский.

        Ведущий: Виталий Закруткин. Писатель Дона.
       «Я, оглядываясь на пройденный путь, всё чаще думаю о том, что на всю жизнь меня привязали две темы: земля и война, вернее – человек на земле и человек на войне.» В.А. Закруткин
      Виталий Александрович Закруткин родился 27 марта 1908 года в Феодосии. Сын статского советника, инспектора народных училищ Таврической губернии.
        Отец, Александр Иванович Закруткин, был сыном народного учителя. Он пошёл по стопам отца и закончил Преславскую учительскую семинарию. Семья часто переезжала по разным городам и весям России, куда отца-учителя назначало начальство. Разгар Гражданской войны застал Закруткиных в молдавском селе в Херсонской губернии, где отец был заведующим школой. В стране господствовал голод и тиф. Чтобы спасти детей отец перевёз её в маленькую деревушку Екатериновку, где он и жена учительствовали, а также вели свое хозяйство, ничем особенно не отличаясь от прочих крестьян. Шесть человек семьи, девять десятин земельного надела да выбракованная лошаденка – вот все, чем располагали Закруткины. С десяти лет Виталий, подобно своим сверстникам, начал работать в поле: пахал, бороновал, сеял… Запахи степных трав, конского пота, картина людских бед и страданий… не оттуда ли, не из далеких ли годов детства вынес их писатель?

         Ведущий: Закруткин писал: «Земля, земля! Ты была истинным началом моего жизненного пути. Я никогда не забуду, как мудрые старые односельчане учили меня пахать, очищать в решете семенное зерно, боронить, сеять, полоть сорняки на полях, косить, вязать снопы, молотить. От них, умудрённых опытом многих поколений, я узнал, как болеет скот от чёрного паслёна, конского укропа, вороньего глаза, белой черемицы, чистотела, сурепки. Я научился очищать стрелки на конских копытах, доить коров, чинить упряжь, колёсной мазью смазывать телегу, лечить телят и свиней.
       Я познал едкий запах солёного пота, сладость отдыха после тяжёлых трудов на земле и счастье работы на благо людей. Грудь моя дышала легко, я готов был плакать от счастья, когда встречал в полях восходы и закаты солнца, вдыхал запах трав после летней грозы и свежий, бодрящий запах первого снега, слушал вечерний переклик грачей в перелесках и протяжные песни деревенских девчат…»

       Ведущий: В 1927 году он окончил трудовую школу и стал работать избачом в избе-читальне. В ворохе запылённых книг ему с братом Ростиславом попался сборник стихов Сергея Есенина, который их потряс, стихи его просто ошеломили: будто неизвестный автор подсмотрел его жизнь.
         (Изба - читальня, на полках книги, газеты. На стенах висят агитплакаты, два юноши перебирают стопку книг)

Виталий: Сергей Есенин – интересно. Послушай, Славик, эти стихи, как будто про нас написано:

Хорошо в ту лунную осень
Бродить по траве одному.
И собирать по дороге колосья
В обнищалую душу-суму…

Ростислав: Здорово! А вот смотри:

Тихо в чаще можжевела во обрыву
Осень – рыжая кобыла – чешет гриву.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков…

Виталий: А вот помнишь мы были на покосе:

Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки.
Хорошо косою в утренний туман
Выводить по долам травяные строчки,
Чтобы их читали лошадь и баран.
В этих строчках песня, в этих строчках слово,
Потому и рад я в думах ни о ком,
Что читать их может каждая корова,
Отдавая плату теплым молоком…

      Ведущий 2: Братья были покорены поэзией С.Есенина и оба, соревнуясь друг с другом, стали писать стихи, откровенно подражая любимому поэту. Стихов было написано много, о дорогах, о грозах, о неразделенной любви, о полях, о перелесках, о том, как дед собирает травы, как хорошо снежной зимой сидеть у горящей печки…

      Ведущий: Это была искра, воспламенившая в душе подростка давно томившуюся жажду творчества. Начал с самого неприкрытого и добросовестного подражания Есенину. До слез радовался, когда выходило похоже. Написал более ста стихотворений и даже какие-то поэмы. Глубоко в сердце своем Виталий прятал заветную думу увидеть себя напечатанным. Этой мечте суждено было сбыться лишь в 1926 году: одесская газета «Известия» опубликовала его фельетон «Комбогомольцы», который он подписал псевдонимом «В. Тамарин».

      Ведущий: Мать настаивала, чтобы дети продолжили учёбу. Для этого нужно было переезжать туда, где были учебные заведения. Это означало прощание с землёй, что было нестерпимо жалко. По просьбе отца о новом назначении начальство направляет его на Дальний Восток, в Амурскую область.
       Виталий Закруткин писал: « Обняв брата, я думал сквозь слёзы: «Сколько же мы исходили по тебе, земля! Сколько тяжких, неусыпных трудов вложили в обработанные нами поля, сколько пролили горячего, солёного пота. Ты воздала нам за всё, земля. Ты вскормила и вырастила нас, научила работать, открыла нам, как тайну, великую правду жизни, вложила в сердца наши доброту и жалость ко всему живому, и я никогда, никогда не забуду тебя, родная земля, и вас, перелески, холмы и овраги. Когда-нибудь придёт такая пора, и, может, я расскажу людям о вас, как положено рассказать сыну о матери: уважительно, ласково и нежно…»
       Путь на Дальний Восток был долгим и лежал через Москву. Столица оглушила шумом: громыханьем трамваев, гудками автомобилей, криками извозчиков, несметными толпами людей. Виталий Закруткин так вспоминает эту поездку и два дня, проведённые в Москве в ожидании поезда:

         Закруткин: «Устроив мать и сестру в зале ожидания, …мы с Ростиславом рискнули посмотреть центр Москвы. Мать не без страха сказала нам:

       Мать- Смотрите, мальчики, не заблудитесь. Ты, Славик, не отставай от Виталия, лучше держите один другого за руку. У тебя, Таля, половина наших денег. Ехать нам придётся долго, недели две. Купи, пожалуйста, побольше булочек, банок десять консервов, сахару, пачки три чая… Вот вам мешочек, сложите всё это аккуратно…

      Закруткин: И вот мы в центре столицы. Взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе, походили по Красной площади, стали бродить по улицам… Вдруг в одной из книжных лавок я увидел роскошное, в тиснённом золотом переплёте, шеститомное собрание сочинений Пушкина. Это было известное в то время издание Брокгауза и Эфрона с обширными комментариями, со множеством иллюстраций. Сердце моё дрогнуло. Старый букинист, притоптывая от холода ногами, подозрительно посматривал на меня из-под очков. Маскируя робость, я довольно небрежно спросил: - Сколько стоит это собрание?

         Букинист: - У вас, молодой человек, вряд ли хватит денег, - ответил старик.

         Закруткин: - И всё же?

          Закруткин: - Получите деньги и свяжите, пожалуйста.

          Ростислав больно сжал мне плечо, зашипел в ухо:

        Ростислав: - Ты что? Спятил? А что в дороге жрать? Пушкина твоего жевать будем?

        Закруткин: Я отмахнулся от него и, хотя на душе у меня кошки скребли, уплатил старику-букинисту деньги, подхватил тяжёлую связку книг и собрался уходить, но в эту минуту Ростислав взбеленился.

          Ростислав:- Нет, братец, так не пойдёт! В поле мы работали одинаково, значит, и денежки давай будем делить поровну.

            Закруткин: - Что же ты хочешь?

            Ростислав:- Вот там, на третьей полке, стоит собрание сочинений Лермонтова. Плати за Лермонтова и пошли.

        Закруткин: Делать было нечего. Памятуя о высшей справедливости, мы, хотя и предвидели слёзные упрёки матери, уплатили изрядную сумму за Лермонтова и отправились на вокзал.
     Забегая вперёд, я хочу сказать, что купленные нами сочинения Пушкина и Лермонтова стали для нас с братом предопределением, знаком судьбы. Хотя мы ни разу в жизни не изменили Сергею Есенину, великие русские поэты открыли перед нами вершины родной литературы, красоту языка, заставили работать над словом по-настоящему. Именно от них, двух поэтов, чьи сочинения были случайно добыты нами у московских букинистов, начался наш путь в науку.

         Ведущий: На Дальнем Востоке семья В. Закруткина прожила три года. Писатель вспоминал: «Наряду с работой в школе, на рабфаке, в клубе, наряду с охотой и путешествиями по обширному таёжному краю, я много работал над собой, готовясь сдавать экзамены экстерном на факультет языка и литературы Благовещенского педагогического института. Из Благовещенска мне присылали необходимые программы, я часто ездил туда на консультации, сидел ночи напролёт за учебниками и сдавал экзамены по мере подготовки того или иного предмета. Когда институтские профессора предложили мне подумать о теме дипломной работы, я снова обратился к собранию сочинений А.С. Пушкина и сформулировал тему так: «Творчество Пушкина и наша современность». Все экзамены были сданы мною за два с половиной года, а после публичной защиты дипломной работы, признанной отличной, я был рекомендован Благовещенским институтом в аспирантуру. …

        Ведущий: В том же, 1933, году поступил в аспирантуру Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена.
        Сердце молодого аспиранта принадлежало А.С. Пушкину. Закруткин изучал его романтические поэмы, писал о «Братьях-разбойниках».
         Осенью экзамены в аспирантуру были успешно сданы, и начался памятный трёхлетний период ленинградской жизни. … Священным местом для Закруткина стал Институт русской литературы Академии наук, или Пушкинский дом, где он слушал выступления и лекции многих известных учёных. … Любил  он бывать в Доме писателей. Там ему довелось слышать Алексея Толстого, Вячеслава Шишкова, Ольгу Форш, Анну Ахматову, Александра Прокофьева, поэта-песенника, с которым подружился и творчеству которого посвятил статьи и очерки. … В Ленинграде он стал довольно часто печататься.

        Ведущий: Вспоминает Закруткин: «…Когда научный руководитель профессор Десницкий спросил меня, какая тема кандидатской диссертации избрана мной, я, конечно, сразу же назвал Пушкина. Василий Алексеевич с удивлением посмотрел на меня и иронически усмехнулся: - Разве Пушкин плохо изучен?
        Робея под взглядом любимого учителя, я взволнованно заговорил о том, что меня давно интересует таинственная история уничтоженной Пушкиным поэмы «Братья-разбойники».
         Василий Алексеевич внимательно выслушал меня, подумал и сказал: - Ну что ж, попробуйте. Считайте, что ваша тема утверждена. Желаю успеха»…

     Ведущий: В 1936 году после защиты кандидатской диссертации о романтических поэмах А.С.Пушкина, (ему была присвоена ученая степень кандидата филологических наук) В. Закруткин с удовольствием принимает назначение доцентом на кафедру литературы Ростовского пединститута.

     Ведущий: Ростов-на-Дону встретил его гостеприимно. Дирекция института немедленно предоставила ему хорошую квартиру, площадь которой позволила отдаться страсти собирания книг. Нагрузка была большая – он читал весь курс лекций по русской литературе XIX века, зарплата высокая, и потому, бывая в Москве и Ленинграде, он всегда привозил оттуда ящики с книгами. Вскоре Закруткину удалось собрать большую библиотеку, которая помогла ему строить курс лекций на достаточной высоте.
      В довоенном Ростове ключом кипела театральная жизнь, и  самое горячее участие принимал Виталий Александрович в работе театра под руководством Ю.А. Завадского: печатал рецензии на спектакли, писал для театра инсценировки по произведениям Пушкина и Лермонтова, встречался с актёрами.
     Лекции в пединституте, в университете, публичные лекции в городе и районе, работа над очередной книгой, встречи в театре и горячие споры, частые выступления в газетах и журналах .подготовка к защите докторской дессертации о творчестве Л.Н.Толстого - так складывалась жизнь в Ростове…
       Но война круто изменила планы будущего писателя.

        Ведущий: Осенью 1941 года, когда немецко-фашистские захватчики рвались к Ростову, Закруткин добровольцем уходит на фронт как военный корреспондент.
         Оба брата Виталия Закруткина воевали: Ростислав – на Ленинградском, а Евгений – на западном фронте. Виталий же на все просьбы об отправке на фронт получал отказ.
            (Сцена разговора писателя с военкомом)

      Закруткин: Товарищ военком, разрешите обратиться!
      Военком: Разрешаю!
      Закруткин: Товарищ военком! Моих товарищей писателей уже отправили на фронт, я прошу и меня призвать в армию.
      Военком: Группа уже укомплектована и мы не можем нарушать порядок. Подождите немного.
     Закруткин: Но товарищ военком! Опять подождите, сколько можно, я уже какой раз прихожу и слышу один и тот же ответ.
      Военком; Разговорчики! В нашем округе будет формироваться отдельная армия, вас туда зачислим. В теперь вы свободны.

   Ведущий: Наконец, когда он демонстративно порвал в райвоенкомате бронь научного работника, военком выписал Закруткину направление в 56-ую действующую армию на должность фронтового корреспондента армейской газеты.

       Ведущий: Закруткин писал: «Накануне моего ухода в армию немцы начали зверски бомбить Ростов, особенно центр города. Были разрушены многие дома, сгорела университетская библиотека, часть книг которой люди успели выбросить из окон. Просиживая ночами за столом, я летом 1941 года успел написать небольшую книгу о нацистах – «Коричневая чума». В ней было рассказано о Гитлере, Геббельсе, Геринге, Гиммлере, об их подручных, об изуверских планах порабощения народов всего мира. Книжка была напечатана «молнией». Часть её тиража разошлась по воинским подразделениям, а часть осталась в типографии и книжных магазинах, так как 21 ноября гитлеровские танкисты заняли Ростов.
        Читателями «Коричневой чумы» оказались гестаповцы и головорезы из карательной зондеркоманды. Как мне потом рассказали, гитлеровцы усиленно разыскивали автора книжки и его родственников. К счастью, все старые и малые Закруткины были вовремя эвакуированы в тыл, в город Пятигорск. В Ростове немцы продержались всего семь суток, 29 ноября они были выбиты из города…
        На войне Закруткин был до её последнего дня, видел многие сражения, быстротечные бои, испытал вместе со всеми тяжкую горечь отступления до берегов Чёрного моря и радость широкого наступления наших войск после знаменитой Сталинградской эпопеи.

      Ведущий: Писатели – донцы особенно тяготели к кавалерии, многих из них судьба сводила с 5-м гвардейским кавкорпусом генерала А.Г. Селиванова. Анатолий Калинин, Виталий Закруткин  и А. Софронов в разное время бывали в дивизиях этого корпуса… Каждый по-своему отметил свое знакомство с донцами. Анатолий Калинин – романом,  Софорнов– стихами, Закруткин – одним, пожалуй, наиболее впечатляющим произведением, созданным после того, как в калмыцких степях и в предгорьях Кавказа майор Закруткин находился, что называется, в боевых порядках спешенной кавалерии и принял вместе со своими боевыми друзьями участие в битве за Кавказ. Обо всем этом В.А. Закруткин написал в «Кавказских записках».

      Ведущий: Казаки никогда не давали гитлеровцам покоя: они налетали на занятые противником селения и хутора, подстерегали врага в лесной чаще, перехватывали на дорогах и тропах; за время боёв в предгорьях Кавказа они навели на фашистов такой страх, что те боялись даже упоминания о казаках.
        Вот, например, страничка из дневника командира второй роты 94-го горносапёрного батальона лейтенанта Хетцеля:

      Ведущий: «Против нас действуют донские и кубанские казаки. Когда-то мой отец, участник прошлой войны, рассказывал мне о них, но как далеки его страшные рассказы от того, что мне пришлось увидеть! Казаков не возьмёшь ничем. Они бросаются на наши танки и жгут их. Вчера тяжёлый танк обер-лейтенанта Ретера еле вырвался из их рук: казаки подожгли его, и Ретер на горящей машине вернулся к нам. Весь экипаж получил ужасные ожоги. Вчера же эсэсовцы атаковали их, но, несмотря на то, что казаков было меньше, они не отступили ни на шаг. Сегодня моя рота была брошена на помощь стрелковым полкам, попавшим в тяжёлое положение, и я вернулся с поля боя с четырьмя уцелевшими солдатами. Боже, что там было! То, что я жив и могу писать, - просто чудо. Они атаковали нас на лошадях. Когда мы перешли реку, человек пятьдесят казаков бросились на мою роту. Солдаты побежали. Я пытался остановить их, но был сбит с ног, и так ушиб колено, что ползком пробирался к реке. Казаки три раза проезжали вблизи того места, где я лежал, мне можно было стрелять, но руки от страха не повиновались… Говорят, что наша бригада перестала существовать. Если судить по моей роте – это правда…»

     Ведущий: «Так гитлеровский офицер, судя по дневнику, довольно бывалый вояка, характеризовал казаков. Подобное мнение мне не раз пришлось слышать от многих пленных солдат и офицеров гитлеровской армии, - писал В.А. Закруткин.

     Ведущий: В Союз советских писателей Виталий Александрович был принят в 1945 году заочно, так как находился " на фронте. Участвовал в освобождении Праги, в штурме Берлина, проявив при этом личную храбрость, за что был награжден орденом боевого Красного Знамени. 
       Об этом случае в свое время поведал писатель Михаил Андриасов

       Ведущий: «Это случилось осенью 1946 года. Командующим войсками ОДВО был в то время выдающийся советский полководец, Маршал Советского Союза, тогда трижды Герой Советскою Союза Г.К. Жуков.
       Мне в ту осень выпала большая радость неоднократно общаться с Г.К. Жуковым по делам печати. Как - то в разговоре с маршалом зашла речь о донском крае, о дорогом моему сердцу Ростове.

           Жуков: Так Вы ростовчанин? -
          Андриасов: Да.  Это мой родной город.
         Георгий Константинович мгновение помолчал, что - то припоминая, а потом снова заговорил:
      Жуков: Мне довелось встречаться с одним ростовчанином в Берлине. Его фамилия За…  он чуть прищурился припоминая, видимо, забытую фамилию, потом снова заговорил и снова произнес только две буквы: 3а...
      Андриасов: Закруткин?
      Жуков: Да, майор Закруткин. Вы знаете его?
    Андриасов: Очень хорошо. Одно время служил с ним в редакции фронтовой газеты. Это наш ростовчанин, мой старший товарищ...
     Жуков: Так вот, - во время боев за Берлин он в качестве военного корреспондента шел с одним пехотным батальоном. В бою убило комбата. Майор Закруткин, как старший по званию, немедленно принял на себя командование, и батальон отлично выполнил задачу. За этот подвиг мы наградили майора Закруткина орденом Красного Знамени. Вручая орден, я сказал Закруткину такие слова: «Я вручаю Вам этот нелитературный орден, майор Закруткин, и желаю Вам вести себя в литературе так же, как в батальоне...»

 Чтец
В гимнастерке, выжженной в походах,
В кирзовых тяжелых сапогах
Шел корреспондент четыре года,
Жизни не щадя, откинув страх.
Меж боями. На ночных привалах
Доставал заветную тетрадь-
Шаг за шагом помечал, бывало,
Как рвалась к победе наша рать.
Защищал кавказские предгорья,
Гнал врага до западных границ.
Ликовало сердце, словно море.
Ликовало! - Драпал подлый фриц.
А в Берлине в штурмовой атаке
Журналист возглавил батальон.
За победу в этой дерзкой драке
Орденом достойно награжден.
Сколько чувств душой своей измерил,
Сколько дум и жизней пережил...
Тяжелы немыслимо потери,
Но тверды Победы рубежи.

      Ведущий: майор Закруткин вернулся с войны в потёртой шинели, с неизменной полевой сумкой, в которой лежали его фронтовые записки. Больше ничего у него не было: ни квартиры, ни  постели, ни библиотеки, которую он любовно собирал тринадцать лет. Гитлеровцы уничтожили всё. Жизнь надо было начинать сначала.
         В нём совершалась какая-то ещё не совсем осознанная работа души и мысли, она не давала покоя, тревожила, звала куда-то.

       Ведущий:. И он понял, что к  научной работе, к чужим, пожелтевшим от времени рукописям, к институтскому кабинету, к докторской диссертации, к лекциям и экзаменам, ко всему тому, чем он жил до войны,  ему не суждено вернуться больше никогда...

        Ведущий: И тогда его потянуло к земле, к деревне, к природе.
       Ещё полтора года прожил Закруткин в разрушенном городе, видел его восстановление, самоотверженный труд ростовчан, читал специальные курсы по творчеству Льва Толстого в университете и руководил работой одиннадцати аспирантов.
      В 1947 году В.А. Закруткин низко поклонился городу, навсегда простился с университетом и уехал в станицу Кочетовскую, что на среднем Дону. Первое, что увидел Закруткин, в Кочетовской, - это церковь, она его поразила: 1824 года постройки, с колоннами, сохранившаяся в своей первозданной  красоте.

        Ведущий: «Кочетовская» - одна из самых живописный, самых красивых донских станиц. Она расположена на огромном острове между тремя реками и южной стороной примыкает к самому берегу Дона.
      Ведущий: Что-то символическое было в том, что он, Виталий Закруткин, бывший учитель, завкафедрой пединститута, сын Александра Закруткина, бывшего инспектора народных училищ, внук Михаила Закруткина, бывшего народного учителя, поселился в бывшей приходской школе…
        Здесь он при свете керосиновой лампы писал первые очерки о кочетовцах, повесть о суровой правде послевоенной жизни, повесть о людях земли, о поисках счастья и радости, готовил к печати свои фронтовые записки и рассказы.
       Виталий Александрович и сам не заметил, как был вовлечен во все хозяйственные дела и связанные с ними заботы. Станичники уже привыкли к этому и сами облекли себя правами высокой требовательности к «своему писателю». Какой где непорядок заметят, тут же :
         - Куда ж это Виталий Александрович смотрит?!.
       Несколько раз в Кочетовскую приезжал Михаил Шолохов, с которым Виталий Закруткин был связан долголетней дружбой и которому обязан решительным поворотом творческого внимания к народной теме, простым людям, родным просторам.
      Ведущий: Это у М. Шолохова научился Закруткин умению чутко прислушиваться к шорохам трав, различать едва уловимые запахи цветов, любоваться размахом радужных орлиных крыл, глубоко понимать и чувствовать пленительную и животворящую силу земли и человека, на ней живущего.
         Ведущий: Станица Кочетовская стала для писателя домом, его пристанищем, его любовью, его неустанной заботой. Как депутат Ростовского областного Совета депутатов трудящихся помог обустроить виноградный совхоз, с его помощью появились асфальтированные дороги, хлебопекарня, новая средняя школа, оборудована пристань для теплоходов.
        А на берегу тихого Дона стоит дом, утопающий в зелени дикого винограда и плюща, вокруг него цветники и сад. В этом доме всегда были рады людям. «Люди должны быть всегда возле художника, - говорил писатель. – Общаясь с ними, сколько я увидел ярких характеров, удивительных судеб!»
        Ведущий:  В журнале «Знамя» за 1950 год напечатан роман Виталия Закруткина «Плавучая станица», удостоенный в 1951 году Государственной премии СССР.
        Автор пишет о том, как спокойно и плавно катились волны тихого Дона; так же спокойно и благополучно протекала жизнь в рыбколхозе Голубовской станицы. Местные жители называют ее «плавучая» станица, потому что весной ее затопляет вода. Рыбколхоз выполнял свой план по сдаче рыбы государству, и колхозники были неплохо обеспечены. Но благополучие было только кажущимся. Не было заботы о пополнении в реке рыбных запасов. Улов становился все меньше. Все это быстро выявил вновь назначенный трестом молодой инспектор Зубов. С этого момента начинается работа по охране и росту рыбного хозяйства, этому помогает профессор Щетинин, возглавляющий экспедицию по изучению нереста белуги.
        Язык произведения простой, строгий, но вместе с тем образный, выразительный. Вот, например, описание своеобразного местного пейзажа, вербовых зарослей близ станицы:

        Чтец: «Странными были эти заросли. Древние вербы росли вдоль всего левого берега, и весенние воды приносили сюда множество сухих растений, ила, длинных, как нити, водорослей. Играя яростной круговертью, вода из года в год опутывала вербовые стволы мотками растений, а когда паводок сходил, на вербах оставались пышные рыжие шубы, проросшие множеством вербовых корешков. Зимой эти шубы засыпались снегом, обледеневали, и тысячи верб стояли над белой рекой, как сказочные изваяния великанов, пришедших из какого-то чудесного царства».

      Чтец: «Меня всегда до глубины души, до слез возмущало варварское отношение к живой природе, слепое, бездумное истребление лесов, рек, их живых обитателей. Именно поэтому браконьерство я рассматриваю как разбой на большой дороге… Человек ведь у нас – хозяин во всем. И мне хочется, чтобы у него было…духовно чистое, бережное отношение к природе. Ведь он и сам дитя ее…» вот что хотелось сказать мне в «Плавучей станице».

       Ведущий: С 1951 года писатель работает над романом – эпопеей «Сотворение мира»..  В «Сотворении мира» повествуется о крушении старого и становлении нового мира, как о едином социальном процессе, начавшемся в октябре 1917 года в революционной России и затронувшем все страны и народы.
Большой интерес в романе представляют образы мужественных борцов за народное счастье. В романе немало живописных картин родной русской земли с ее неотразимыми степными просторами, лесами и реками.

         Ведущий: Одним из глубоких произведений  Закруткина на тему «человек на земле» является рассказ «Подсолнух.

       Ведущий: Виталий Закруткин писал: «Лет десять тому назад поехали мы на охоту в калмыцкие степи, где большими стадами бродили степные антилопы-сайгаки. Добрались до чёрных земель и заночевали в чабанской землянке. Весь вечер гостеприимные чабаны рассказывали нам о суровых зимах, о повадках овечьих отар, о суховеях и безводье. По привычке я проснулся раньше всех, вышел из землянки и пошёл в степь. На востоке еле алела утренняя заря, потом она стала расширяться, принимать желтовато-золотистый оттенок. Степь лежала ровная, притихшая, чуть увлажнённая холодной росой. От поникшей полыни вяло струился горький печальный запах. В это ясное утро мне казалось, что в степи можно всё видеть за сто километров. И вот я увидел предмет, который издали показался мне палкой или воткнутой в землю лопатой. Это оказался высокий сухой ствол подсолнуха. Шляпка была давно с него срезана, а ствол стоял, и его было видно далеко-далеко. Вокруг одинокого ствола земля была утоптана.
        Вернувшись к землянке, я стал расспрашивать чабанов, откуда в этой угрюмой, бесприютной степи появился подсолнух. Один из чабанов сказал:

        1-й чабан: - Был тут у нас за старшего один старик, здоровенный такой дед. Недавно его в больницу отвезли, уж очень старый он был и болеть стал. Он и посадил этот подсолнух. У нас даже спор был: вырастет подсолнух или нет. В полдень стырлуем мы овец, сядем возле этого подсолнуха и разговор ведём. А дед в наш разговор не вмешивался. Сядет себе в стороне и сидит молчком.

        2-й чабан - У него сын был на войне убит, - добавил второй чабан, - вот старик и горевал. Бывало, за целый день слова от него не услышишь…

       Закруткин: Это было всё, что я узнал тогда об одиноком подсолнухе в бескрайней калмыцкой степи, в которой не было в те годы никаких посевов. …Я почувствовал, что мне обязательно надо рассказать людям о старом чабане, о его неутешном горе и его неугасимой вере в неумирающую жизнь .

         Ведущий: Отец в войну лишился единственного сына, воспитанного им самим, без жены. Так бы и носил в себе скорбь Отец до конца дней своих, если бы не одно обстоятельство, воскресившее память о сыне самым неожиданным образом, в том числе и в сердцах людей, окруживших старика. Выгребая из сыновней стеганки остатки табака для самокрутки, Отец обнаружил в кармане подсолнечное семечко и посадил его, стал из чабанской фляжки поливать растение. Вместе с товарищами по овцеводческой бригаде он его и от суховея, и от жары ограждал. И не верилось, что «в самом гиблом месте» вырастет красавец – подсолнечник. А он вырос и одарил людей семенами.

/отрывок из рассказа «Подсолнух»/

     Ведущий: Тихим, безветренным утром по овечьей тропе близ трех западин шел нездешний прохожий, одетый в замасленную стеганку кареглазый паренек с тонкой, ре­бяческой шеей. Еще издали он увидел подсолнух, постоял немного, потом подошел ближе, вынул из кармана складной нож, слегка наклонил жесткую корзинку подсолнуха, срезал ее и, держа в руках и полузгивая семечки, зашагал навстречу овечьим отарам, которые медлен­но приближались к солонцовым западинам.

       Ведущий: Донька первый увидел то, что произошло. С перекошенным от ярости лицом кинулся он вперед, ухватил прохожего за грудь, рванул к себе, выдохнул с прерыви­стым хрипом:

          Донька:  Ты что ж... гад... ползучий... сгубил такую красу...

         Ведущий: На плечо Доньки легла чья-то тяжелая рука. Он выпустил прохожего, оглянулся. Рядом с ним стоял Отец. Слева и справа бежали Бадма, Уля, дядя Фока, подпаски. 

          Отец: Погоди, Евдоким.

         Ведущий: Отодвинув Доньку, он молча поднял оброненную про­хожим корзинку подсолнуха, медленно "провел ладонью по шершавому, заполненному семечками гнезду.

         Отец: Разве ж так можно, Евдоким? Разве ж мы не для людей его растили? Для людей. Для тебя, для нее, для него, для них...

        Ведущий: Легким движением руки Отец отломил от корзинки краюху и протянул бледному от страха прохожему:

        Отец: Возьми, сынок. А это мы себе оставим, тем, кто его растил...

       Ведущий: Бадма стиснул руку Отца:

         Бадма: Правильно. Придет цаган-сара - Белый Месяц вес­ны, - будем сажать твои семечки в землю.

         Ведущий: Отец глянул на пасмурное, затянутое тучами низкое „осеннее небо:

         Отец: Да, Бадма, придет Белый Месяц весны - будем са­жать.

         Ведущий: Опираясь на герлыгу, он медленно пошел впереди отары.
      Под хмурым небом, махая белыми крыльями, летели на юг лебеди. Их голоса, подобные затихающему звону дальнего колокола, таяли вверху, обещая идущим по степи людям неминуемый приход вечно живой, прекрас­ной весны.

      Ведущий: Наиболее впечатляющим из последних произведений Виталия Закруткина на тему «человек на войне» явилась повесть «Матерь Человеческая» (1969), за которую писателю была присуждена Государственная премия имени Горького, а Союз писателей отметил повесть первой премией на конкурсе имени А. Фадеева.

        Ведущий: В основе его повести «Матерь человеческая»  лежит реальный факт.
         «Ранней осенью 1943 года, - пишет автор,- мы покинули забитую войсками дорогу и поехали по степи, все больше удаляясь от магистральной дороги…
         В полдень мы въехали в черные развалины какого-то сожженного гитлеровцами хутора. На хуторе не было ничего живого…
           Мы уже приблизились к выезду из руин, как вдруг из какой-то темной норы выскочил  мальчишка лет четырех, а следом за ним из этой же норы выползла еле прикрываясь лохмотьями молодая женщина… Мы подняли плачущую женщину и она, придя в себя, рассказала нам все, что ей пришлось пережить среди развалин родного хутора… Ей посчастливилось спрятаться в кукурузе. Вернулась она, когда сожженный хутор был пуст.

/отрывок из повести «Матерь Человеческая»/

Чтец:
       Мария решила: «Буду жить в погребе, он не мог сгореть...»
     Она подошла ближе. Вывеску прислонила к стволу яблони. Погреб был цел, даже деревянная крышка его лаза не сгорела. Мария протянула руку, чтобы поднять тяжелую крышку, но ее испугало поведение собаки. Дружок завертелся вокруг погреба, принюхиваясь к земле, потом остановился. Шерсть на его спине встала дыбом. Оскалив острые клыки, он угрожающе заворчал.
        Сжимая в руке вилы, Мария откинула крышку лаза и отпрянула. На земляном полу погреба, прислонившись к низкой кадушке, сидел живой немецкий солдат. Он не мигая смотрел на нее... Мария успела заметить, что немец был бледный, изможденный, с тонкой мальчишеской шеей и что он был ранен: серый его китель был расстегнут, а на застиранной ночной сорочке багровело пятно крови. В какое-то неуловимое мгновение Мария заметила, что немец испугался ее, и поняла, что он безоружен.
        Наклонившись над лазом, она молча смотрела на немца. Он не спускал с нее светло-голубых, расширенных от ужаса глаз. Губы его дрожали, кривились в каком-то жалком подобии улыбки, но, скованный страхом, он не произносил ни одного слова. На вид ему было не больше семнадцати лет. И слипшиеся на потном лбу кудрявые белокурые волосы, и худые грязные кисти бессильно раскинутых рук, и тонкая белая шея, и белесый, никогда не знавший бритвы пушок на щеках и над верхней губой - все выдавало в раненом немце мальчишку, желторотого, лопоухого, объятого ужасом недоростка.
      Ненависть и горячая, слепая злоба захлестнули Марию, сдавили сердце, тошнотой прихлынули к горлу. Алый туман застилал ей глаза, и в этом негустом тумане она увидела безмолвную толпу хуторян и раскачивающе­гося на тополевой ветке Ивана, и босые ноги повисшей на тополе Фени, и черную удавку на детской шее Васятки, и их, палачей-фашистов, одетых в серые мундиры с черной лентой на рукавах. Теперь здесь, в ее, Мариином, погребе, лежал один из них, полураздавленный, недобитый гаденыш, одетый в такой же серый мундир, с такой же черной лентой на рукаве, на которой серебрились та­кие же чужие, непонятные, крючковатые буквы.
          Мария еще ниже склонилась над лазом. Держак остро отточенных вил сжала так, что побелели пальцы. Хрипло сказала, не слыша собственного голоса:
      - Чего будем делать? Скажи мне одно: где мой муж Ваня и сыночек Васенька? И еще скажи мне: за что удавили Феню, и девочку Саню за что убили? Молчишь? Молчи, молчи...
        Она повернулась, спустила ноги в лаз, постояла на первой ступеньке пологой погребной лестницы... Постояла на второй, глаз не сводя с немца и сжимая в руках вилы...
       - Молчишь? - повторила она. - Ничего не знаешь и сказать ничего не можешь? И кто людей в неволю погнал -не знаешь?.. И кто хутор спалил, а скотину перестрелял -не знаешь?.. Брешешь, подлюка... Ты все знаешь и за все сейчас ответишь...
        Медленно опускалась она в погреб, останавливаясь на каждой ступеньке, и каждая ступенька - Мария помни­ла: их было девять - приближала ее к тому неотвратимому, что она должна была совершить во имя высшей справедливости, которая сейчас в ее горячечном созна­нии укладывалась в знакомые с детства слова: «Смертию смерть поправ...» И хотя она по-своему толковала эти когда-то услышанные от старой бабки слова, ей ка­залось, что именно они властно требуют: убей убийцу...
       Вот и последняя ступенька. Мария остановилась. Сделала еще шаг вперед. Мальчишка-немец шевельнулся. Он хотел отодвинуться, втиснуться в угол, уползти в темноту, за кадушку, но обмякшее, бессильное тело не слушалось его. Уже в то мгновение, когда голова Марии показалась в открытом люке погреба, он по выражению ее лица почувствовал, что его ожидает смерть. Смерть подходила к нему, и он смотрел на нее, невысокую жен­щину с карими глазами, с крепкими ступнями босых маленьких ног. Три острия карающих вил с каждой секундой приближали его конец.
         Мария высоко подняла вилы, слегка отвернулась, чтобы не видеть то страшное, что должна была сделать, и в это мгновение услышала тихий, сдавленный крик, который показался ей громом:
         - Мама! Ма-а-ма!..
       Слабый крик множеством раскаленных ножей впился в грудь Марии, пронзил ее сердце, а короткое слово «мама» заставило содрогнуться от нестерпимой боли. Мария выронила вилы, ноги ее подкосились. Она упала на колени и, прежде чем потерять сознание, близко-близко увидела светло-голубые, мокрые от слез мальчишеские глаза...

          Ведущий: Тогда же, в перерыве между боями, В.Закруткин написал об этой женщине рассказ «О живом и мертвом», который был напечатан в 1944 году.
      Спустя много лет, вновь перечитывая этот рассказ, Виталий Александрович решил написать повесть «Матерь человеческая», героиня которой воплотила в характере лучшие черты, присущие русской женщине. отрывок из х/ф «Матерь человеческая»/

     Ведущий: Мария не была смелой и сильной духом. Маленькая женщина, потерявшая все и всех, по-матерински любила людей». Это качество оказалось мерилом, способным вобрать в себя мужество и стойкость, красоту и мудрость в такой неисчислимой мере, что позволяет назвать ее именем Матери человеческой. Горе, пережитое Марией, всенародное. Практический по своей сути образ Марии обращен к самой жизни, к плоти и духу людскому, к высокой человеческой нравственности.

/отрывок из фильма о детях/

      Ведущий: … Весь вечер Мария грела на печке воду, поочерёдно искупала детей, приспособив для этого большой алюминиевый термос из немецкой походной кухни, помыла им головы, напоила всех тёплым молоком и уложила спать, а сама, поглядывая на спавших детей, принялась стирать их ветхие лохмотья.
          …Так семь маленьких странников, сирот из ленинградского детского дома, остались жить с Марией в её тёплом погребе. Несколько дней она кормила детей щами. На её глазах измождённые дети стали поправляться, посвежели, на их худых, обветренных лицах появился румянец…
       Маленький Андрюша первый назвал её мамой. Однажды вечером, когда Мария вернулась с поля и опустилась в погреб, мальчик вскочил с нар, повис у неё на шее и радостно закричал:

            Мальчик: - Мама пришла! Мама пришла!

           Ведущий: А трёхлетняя Даша повторила, захлопав в ладошки:

          Даша: - Мама! Наша мама!

         Ведущий:  Скрывая слёзы, Мария сказала:

         Мария:- Ну да… мама… ваша мама… а то чья ж?

        Ведущий: Придёт время, и воздвигнут благодарные люди самый прекрасный, самый величественный монумент женщине-труженице земли. Соберут белые, чёрные, жёлтые люди-братья всё золото мира, все драгоценные камни, все дары морей, океанов и недр земли, и, сотворённый гением новых неведомых творцов, засияет над землёй образ Матери Человеческой, нашей нетленной веры, нашей надежды, вечной нашей любви…»

       Ведущий: В творчестве Виталия Закруткина счастливо сочетается талант прозаика-романиста и публициста. Писатель самозабвенно любит человека-труженика, любит прекрасную, трудную землю, верит в победу разума.

       Ведущий: Близко стоящий к людям труда, земле, писатель, увидев яркую зелень невиданно чистых полей с густыми дружными всходами, пишет: «Все было таким влекущим, ясным, красивым, что хотелось встать среди этих полей, высоко поднять голову и закричать, захлебываясь от радости: «Спасибо Вам, люди».

       Ведущий: В 1973 году вышла в свет книга «О неувядаемом», в которую были собраны лучшие статьи и очерки писателя о русском языке, о литературном мастерстве, о писателях-современниках. Книга «Цвет лазоревый», изданная в 1965 году, была посвящена творчеству замечательного писателя Дона – Михаила Шолохова, которого Виталий Закруткин бесконечно уважал и чьё литературное наследие высоко ценил. На многих литературных и научно-теоретических конференциях, посвященных литературным юбилеям Шолохова, выступления В.Закруткина были самыми яркими и запоминающимися.

Чтец:
Земля твоя
О ней ты бредил по ночам,
Страданий не тая;
Она – начало всех начал,
Земля, земля твоя.
Она была тебе дана
Навек, на тыщи лет;
Такая, как она, - одна,
Другой, похожей, - нет.
Когда ты вырос и в очах
Зажегся огонек –
В полдневный зной тебя встречал
Над Доном ковылек.
Он был таким же в страшный зной,
Когда в дыму, в огне
Он увидал нас за рекой,
На левой стороне…
Земля моя, земля твоя-
Равнины да яры,
Ты кровью, честью, клятвою
Нам стала с той поры.
И нет в душе тоски сильней
И горести сильней,
Когда ты думаешь о ней, 
Истерзанной, твоей…
И вот опять ты на своем,
На правом берегу,
Стоишь, не тронутый огнем,
На розовом снегу.
Ты снег руками разгребешь,
Один из сыновей,
Губами верными прильнешь
К земле, к земле твоей.
Казачий берег, тихий Дон,
Родимые края, степной ковыль, сожженный дом, 
Земля, земля твоя!        
А.Софронов

         Ведущий: Любовь Закруткина к родной земле не была платонической, Он боролся за сохранение богатства своего края и страны. Надо было видеть, что происходило в Москве, на писательских съездах, когда на трибуну выходил Виталий Закруткин. Те, кто предпочитал больше времени проводить в кулуарах, ломились в дверь, потому что знали: будет звучать выстраданная проблематика, будет истинное дыхание жизни, будет бесстрашный взгляд в лицо суровой правде, а не упражнение в бесплодной риторике. И были его суждения всегда свежи, как ветер донских степей.

        Ведущий: Виталий Александрович Закруткин умер 10 октября 1984 года, похоронен в станице Кочетовской, недалеко от реки Дон, на земле, которую он прославлял.
        Ежегодно, 27 марта и  в станице Кочетовской, и в  Семикаракорске отмечают день рождение  писателя, который прожил в любимой стороне около четырех десятилетий.
       В станице Кочетовской по завещанию Виталия Александровича Закруткина открыт мемориальный Дом-музей. В залах, где прежде жил писатель, хранятся целые сокровища – его книги, личные вещи, легендарная кожаная книга-блокнот с фронтовыми заметками, которая и сегодня будто пахнет порохом…
       Здесь находятся могилы писателя и его жены Натальи Васильевны. Сюда приходят люди, чтобы посетить музей, почтить память выдающегося писателя, Человека с большой буквы.

Чтец:
Закруткина слава сродни суховею,
Сродни кочетовской казачьей земле.
Дон-батюшка ластится к дому-музею.
Он принят в писательской дружной семье.
Хозяина знал с «Сотворения мира»,
Своею водою «Подсолнух» поил.
И мог тихий Дон для рыбачьего пира 
Подбросить рыбину ко дню именин.
Уют и покой излучает беседка, 
Но в бронзе любимый писатель застыл.
А солнце в станице гуляет нередко
И греет усадьбы писательской тыл.
На полочке в доме пристоились книги.
Закруткин и Шолохов рядом стоят –
Казаки из высшей писательской лиги.
Здесь матерь Марию станичники чтят.
Великий писатель Российского края
Армейской закалки и крымских кровей.
Закруткина Донщина помнит родная.
И нет ничего этой чести сильней.
Собрата нашел он в шахтерской столице.
Писателя любят здесь, помнят и чтут.
Виталий Закруткин живет на странице
И ждет, когда школьники книгу прочтут.

     Ведущий: Виталий Закруткин по праву принадлежит к тем писателям, которые не понаслышке знают цену возделанной земледельцами ниве, выращенному на голом пустыре фруктовому саду, к тем писателям, которые под огнем, на кровавых полях сражений, постигали душу советского солдата.
      Закруткин – один из наиболее ярких и последовательных представителей шолоховской школы в отечественной литературе. Дон, донская земля стали для него второй родиной.

Литература:

1. Закруткин, В. А. Кавказские записки. Матерь Человеческая: Повесть. Подсолнух: Рассказ /В.А. Закруткин. – Ростов н/Д: Ростовкнига, 2012. – 512 с.
2. Виталий Закруткин в книгах и в жизни. Слово о писателе: статьи, рецензии, высказывания советских и зарубежных писателей о писателе В. Закруткине. - Ростов-на-Дону, 1978.- 128с.: ил.
3. Гегузин, И.М. Путь писателя: о жизни и книгах В. Закруткина. – 2-е изд., доп. – Ростов н/Д : кн. изд-во, 1968. – 68 с.
4. Писатели Дона: Биобиблиогр. указ / Сост. О.И. Кузина и др.— изд. 2-е, испр. и доп. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1986. — С. 131—144.
5. Виталий Александрович Закруткин: Биография //Сайт МБУК ЦБС города Азова. – Режим доступа: http://azovlib.ru/index.php/2016-04-06-12-21-42/2-uncategorised/2160-2018-03-03-12-20-55

Составитель: Мишахина Л.А., библиотекарь абонемента Библиотек им. А. Штанько