ПО СТРАНИЦАМ ЭКРАНИЗАЦИЙ РОМАНА

М. ШОЛОХОВА «ТИХИЙ ДОН»

Дмитрий Волков-Рожнов

Гармония и Хаос

Буквально недавно на телеканале «Россия-1» состоялся премьерный показ многосерийного фильма известного режиссёра Сергея Урсуляка «Тихий Дон», созданного на основе гениального романа Михаила Александровича Шолохова. Показ был приурочен к 110-летию выдающегося советского писателя и к 50-летию получения им Нобелевской премии по литературе. Это уже четвертая попытка экранизации после далёкого 1930 года, после киноклассики Сергея Аполлинариевича Герасимова 1958 года и странно-чудаковатой перестроечной «новации» действительно блестящего мастера Сергея Фёдоровича Бондарчука - любимого мною режиссёра, имевшего, безусловно, право на одну ошибку.

Что касается версии Урсуляка, то по его словам, 14-серийный фильм должен был точно отразить дух шолоховского сочинения, но также предстать перед зрителем семейной сагой без присутствия известных исторических персонажей и движения больших народных масс: «Мы сосредоточились на жителях хутора Татарского, на семьях Астаховых, Мелеховых, Коршуновых и на хуторе Татарском как на семье. И все, что происходит у нас - происходит именно с этими людьми: на Дону, а иногда в других местах, например, во время Первой Мировой войны». Сергей Урсуляк намеренно, по своему замыслу, набрал в актёрский состав не столь известную широкой публике творческую молодёжь, не обременённую частыми появлениями на обложках дорогих журналов. Удалось ли режиссёру в полной мере отразить дух и смыслы грандиозного романа Михаила Шолохова? Спорный вопрос...

Но я пока хочу подробно остановиться на предыдущей попытке. Попытке Сергея Бондарчука, которая окончилась, полагаю, полным крахом. К экранизациям шолоховских произведений надо бы подходить с крайней осторожностью и осмотрительностью. Для всей России творчество Михаила Александровича Шолохова - крупнейшего писателя XX века, и судьба его литературного наследия, судьба кинематографических трактовок романов, повестей, рассказов - совершенно не безразличны. В начале девяностых годов ожидалось чудо, шедевр, в крайнем случае, результат, сопоставимый с монументальной кинодрамой, созданной Сергеем Герасимовым. Ожидание подвело. В 2006 году, когда новая версия «Тихого Дона» Бондарчука вышла на телеэкран, то возникло ощущение, что тебя обманули, подсунули рандоль вместо золота высшей пробы. Кто обманул? Вот главный-то вопрос. Кто? Нет - вовсе не Сергей Бондарчук...

А теперь вспомним немного из былого. Мало людей, знающих, что впервые историю - воистину эпическую, не хуже «Илиады» и «Трои», любви героев Шолохова Григория Мелехова и Аксиньи Астаховой во время грозных политических событий начала XX века - экранизировали в СССР ещё в 1930 году. Да-да: тогда, когда наш великий земляк даже не дописал последние части своего романа.

Режиссуру осуществили Иван Правов и Ольга Преображенская. Шолохов консультировал создателей кино, передал им нравственную, идеологическую, культурную концепции романа (кстати, роль Аксиньи сыграла популярнейшая в те годы Эмма Цесарская). Немой фильм получился довольно-таки неплохим: трогательным, очень лиричным, но конечно, несколько наивным. Чему удивляться? Тридцатый год, при Сталине. Да и технические возможности немого кино были совсем уж ограниченными. Интересно, что картину пытались не выпускать на экраны страны с формулировками: «любование бытом казачества», «внеклассовость и отсутствие поддержки революции». Режиссёров на некоторое время отстранили от работы за «потакание мелкобуржуазным вкусам классово чуждых зрителей».

В 1958 году титан советского кинематографа Сергей Аполлинариевич Герасимов снял вечную, нетленную экранизацию «Тихого Дона» (эту экранизацию далее буду называть основной), про которую Шолохов сказал: «она идёт в дышловой упряжке с моим романом». Сергей Герасимов сотворил, казалось бы, невероятное - сумел поднять фильм до высоты гениального литературного произведения. Фильм получился практически совершенным. Образы, созданные и начинавшими свою триумфальную работу в кино и театре актёрами, и уже известными на тот момент мастерами сцены - Петром Глебовым (Григорий), Элиной Быстрицкой (Аксинья), Зинаидой Кириенко (Наталья), Людмилой Хитяевой (Дарья), Даниилом Ильченко (Пантелей Прокофьевич, отец Григория), Анастасией Филипповой (мать Григория), Николаем Смирновым (брат Григория Пётр), Алексеем Благовестовым (муж Аксиньи Степан Астахов), Геннадием Корякиным (Михаил Кошевой), так вот, эти образы - полное проникновение в суть мыслей и чувств героев, просто целая отдельная жизнь, прожитая артистами на разрыв сердца. Кстати, всех их утверждали на роли, выслушивая мнение Шолохова.

Чистое творчество, чистое искусство без какого-либо намёка на финансовую подоплёку. Это было не коммерческое кино. А подлинно народное, масштабно-историческое. Вершина тогдашнего социалистического реализма: изображение типических героев из народа в типических обстоятельствах реального исторического времени (для 1958-го года - не столь давно ушедшего; всего-то сорок лет прошло с Гражданской войны). Говорю о социалистическом реализме, но упор делаю на второе слово: у Герасимова реализм затмил обязательно положенный тогда «социализм».

Итак, главное достижение картины, выполненная сверхзадача режиссёром - РЕАЛИЗМ! А иначе зачем снимать кино? По мне, иначе и незачем!

Шолохов признавался потом, что лица из фильма «Тихий Дон» - именно те лица, которые представлял он, когда писал роман. Какая ещё похвала нужна Сергею Герасимову после такого признания?! Глебов с тех пор навсегда стал для казаков, да и для всей России, Григорием, а Быстрицкая - Аксиньей. У этих замечательных артистов фактически появились два имени. Народ понял и принял: они и есть настоящие выходцы из романа, как бы материализовавшиеся на киноплёнке. А людей в 1958-м было не обмануть - исторические перипетии Гражданской войны оставались ещё тогда относительно свежими в восприятии.

У Герасимова все подлинное, все без фальши и обмана: прекрасная река, бескрайние степи, вечное небо над Донским краем, пение птиц, колыхание трав. Настоящая зима с настоящим, а не киношным снегом, настоящее знойное донское лето и рвущийся к тебе в душу с экрана аромат «горячих» лугов. Настоящие песни и настоящие танцы - казачьи, а не грубо сымитированные «по-казацки». Натуральные, искрящиеся то задорным юмором, то неизбывной тоской (когда уместно, при изображении годины тяжких испытаний) сцены казачьего быта. Подлинная манера поведения донцов, подлинный донской говор, а не жалкая, потешная, позорная попытка под него кое-как «закосить»; лишь бы как, как Бог на душу положит, подделаться под этот говор. Настоящие чувства, настоящие эмоции. Настоящая Любовь и Настоящая Ненависть. Настоящее Счастье и Настоящая Разлука. Настоящая Война - батальные сцены являются жемчужинами фильма. Без всесильных компьютеров и спасающих творческое ничтожество спецэффектов Герасимов смог передать всю трагедию кровопролития, а одновременно воплотить экспрессию боя. Не существовало ещё кавалерийского полка при Мосфильме, но государственная поддержка при съёмке Герасимовым кино обеспечила участие воинских частей; плюс для массовых сцен тогда вполне хватало бывших кавалеристов, участников Великой Отечественной, а иногда и Гражданской войн.

Пётр Глебов в «Тихом Доне» это и есть шолоховский Мелехов. Порывистый, темпераментный, резкий и очень гордый, с каким-то особым несгибаемым  духовным  стержнем  внутри. Борец за интересы своего казачьего народа; иногда ошибающийся, ищущий Правду с самозабвением, но никогда (никогда!) не равнодушно отстранённый и созерцающий.

Элина Быстрицкая - абсолютно точное попадание. «Вот же она - Аксинья» - воскликнул Шолохов, впервые увидевший актрису. Страстная и упрямая, храбрая и верная (когда сама так решит). Главное: жи-ва-я, с огнём в глазах. И этот огонь пылал у Быстрицкой. Он природный. Его не сыграть, не сымитировать какой-нибудь холодной как кусок льда европейской диве.

Безупречна роль Даниила Ильченко: Пантелей Прокофьевич в исполнении артиста, в первую очередь, властный и волевой старик, хранитель казачьих традиций и патриархального быта, опора власти (а вовсе не крикливо-говорливый клоун с серьгой в ухе). Да - с годами наступившего лихолетья, с безвременьем - его авторитет несколько ослабевает, и возраст берет своё; однако старый казак остаётся верен принципам, пусть и потерявшим во всеобщем хаосе прежнее значение. У Герасимова (также и у Шолохова) Пантелей Прокофьевич является носителем здорового народного юмора, но он исключительно трагический персонаж, переживающий гибель семьи, гибель казачества, гибель всего смысла жизни. Все это блестяще передал на экране Ильченко.

Мать Григория - Ильинична - воплощение неподдельных материнских чувств, искренней заботы о детях и благополучии семьи, идеи прощения и христианского смирения перед Творцом и его наказаниями рода людского. В изображении артистки Анастасии Филипповой Ильинична предстаёт как простая хуторская женщина без тени надменности и спесивости (для сравнения: в экранизации Бондарчука Ильинична актрисы Ирины Скобцевой – достаточно  надменная дама с царственным взглядом и манерами боярыни); и именно в абсолютной простоте матери Григория Мелехова заключены духовное богатство и теплота.

Дарья, великолепно сыгранная в основной киноверсии «Тихого Дона» Людмилой Хитяевой, это вовсе не примитивная распутница, а бойкая, неунывающая женщина, всегда знающая ответ на любой жизненный вопрос и не стремящаяся заморочить себе голову сложностями. Если нужно, то она пахать будет, а надо, то и воевать, за себя постоять - всегда пожалуйста. Её природная живость и темперамент уравновешены твёрдыми устоями казачьего хутора, и лишь после смерти мужа Петра Дарья отправляется на череду бесконечных приключений. Когда сжирает все вокруг молох Гражданской войны, когда рушится самый Мир, вот и Дарья пускается во все тяжкие и погибает.

К безусловным заслугам Сергея Герасимова нужно отнести то, что максимально пытаясь соответствовать правде жизни (насколько было возможно, а порой и за гранью возможного - подумайте только: кино снималось буквально через несколько лет после смерти Сталина, и цензура свирепствовала; хотя последнее обстоятельство, как показывают события нашего времени, иногда может идти и во благо, когда цензура борется с откровенной безвкусицей), режиссёр сумел объективно показать людей, в пятидесятые годы прошлого века априори считавшихся идеалом и примером для подражания без всяких «если»: красных, большевиков, сторонников Советской власти. Насколько же многогранны их образы в фильме; Штокман, Бунчук, Иван Алексеевич, конечно Михаил Кошевой, реальные исторические персонажи Подтёлков и Кривошлыков -получились не манекенами, не «правильными» куклами, а живыми эмоциональными личностями со своими плюсами и минусами, ошибками, заблуждениями, порой преступлениями.

Они страдают, любят, борются, умирают как обычные люди, а не херувимы, что зачастую встречаешь в советском кино о Революции и Гражданской войне. Михаил Кошевой, «главный» большевик «Тихого Дона», у Герасимова в целом положительный, но вовсе не однозначный персонаж.

И наоборот, казалось бы, «отпетые» белогвардейцы также носители сложного характера, а не одиозные негодяи и подлецы. Вспомните, например, сцену расстрела Бунчуком офицера-корниловца, замечательно сыгранного Михаилом Глузским. Корниловца, проявившего перед лицом смерти огромное мужество. Такая объективность в то время дорогого стоит.

И все-таки. Мир романа Шолохова столь густо населён историческими событиями, судьбами многочисленных главных и второстепенных героев (в этом отношении в одном ряду стоит, пожалуй, «Война и мир» Льва Толстого), что даже Герасимов на сто процентов не смог переварить такую махину. Кое-что и кое-кто остались за кадром или попали в кадр лишь на мгновение (хотя логические конструкции основной версии «Тихого Дона» выдержаны безупречно в отличие от маловразумительной, неясной, грешащей массой неточностей и недомолвок версии Бондарчука). Все же Герасимов снимал кино для советских людей, которые больше понимали гражданскую войну в России в начале двадцатого века лишь как борьбу красных и белых. И только многообразие сражавшихся между собой как в клубке змей политических и национальных сил не в полной мере отражено Герасимовым; да и честно говоря, не могло быть отражено: несчастный Дон - средоточие смертоубийства 1918 - 1920 годов, вместил и регулярные части Красной Армии, и отряды анархистов, бежавших с Украины, и отряды самозваных красных казачьих командиров, и белогвардейские части генерала Деникина, поддержанные англичанами и французами, и войска атамана Краснова, лояльного Германии, и украинских гайдамаков правительства Винниченко - Петлюры, и казаков-повстанцев, никому идеологически не принадлежавших, восставших против изуверской политики расказачивания, расстрелов и экзекуций ревтрибуналов (в этом естественном для простого казака лагере и оказался, в конце концов, Григорий Мелехов). Повстанцы, поднявшиеся на Верхнем Дону против геноцида, богоборческих дикостей, против зверств особых отделов карательных дивизий, жестокостей «интернациональных» бригад, составленных из пленных австро-венгров, приблудившихся латышей и литовцев; поднявшиеся против террора, инспирированного группой Троцкого-Свердлова в ЦК РКП(б), издавшей директивы об убийстве десятков тысяч мирных людей (включая женщин, стариков и детей); поднявшиеся против всего этого, воевали не за белогвардейцев, не за генерала Деникина и атамана Краснова, а фактически за свои жизни, за родные курени, за жён и матерей.

Герасимов, как сумел, показал часть правды, больше бы ему уже явно не позволили. Правда о Верхнедонском восстании казаков против политики троцкизма во многом осталась вне рамок основной киноверсии. Вот, казалось бы, и поле для последующих авторов экранизаций романа Шолохова. (Чтобы закрыть тему, подчеркну: именно троцкисты виноваты, в первую очередь, в трагедии казачества; именно ими, кстати, и были уничтожены талантливые военачальники - казаки, выступавшие на стороне Советской власти: Думенко, Миронов, Сорокин, Автономов и другие).

Новую экранизацию в начале девяностых годов прошлого века начал снимать на Верхнем Дону Сергей Бондарчук - мэтр советского и мирового кино. Автор знаменитых исторических полотен «Война и мир», «Борис Годунов», «Ватерлоо» не только прекрасный режиссёр, но и артист (какие у него блистательные работы в «Судьбе человека», «Они сражались за Родину», в фильмах «Отец Сергий» и «Тарас Шевченко»). Потрясающе созданный образ Тараса Шевченко (начало 50-х годов) произвёл такое огромное впечатление на Сталина, что тот приказал наградить Бондарчука званием Народного артиста СССР; в столь молодом возрасте больше этого звания никто не сумел добиться. Так простой украинский хлопец с Херсонщины получил союзное признание и толчок к развитию выдающейся кинематографической карьеры. Бондарчук, во многом воспитанник Герасимова, обещал наставнику при его жизни не пытаться заново экранизировать «Тихий Дон». «Дай мне спокойно умереть, Серёжа, а потом снимай так, как ты думаешь...» - просил Герасимов. И обещание ученик сдержал; хотя, видимо, с большим трудом. Хотелось, ну очень хотелось!

Сергей Бондарчук в советскую эпоху считался «самым главным» режиссёром страны, идеологически безупречным, который мог «судить и миловать» коллег по цеху, делать им замечания, указывать и критиковать (как правило, по делу, а не по злобе). Придёт час, и менее талантливые отомстят «старшему товарищу». Да, маэстро кинематографии оказался предан Советской власти, социалистическому строю и КПСС (режиссёр Андрон Кончаловский назвал Бондарчука «эталоном советского человека»). Другого и трудно ожидать от гражданина своей эпохи, который обласкан и вознесён этой властью. Элементарное чувство благодарности. Разве оно незаконно и противоестественно? Разве лучше быть подколодной змеёй?

Но вот пришли другие времена. Зарулил страной субъект с характерным апокалипсическим пятном на макушке. Разгулялась, как тать на просёлочной дороге, перестройка (не к ночи будет помянута). «Запели новые песни» мастера искусств. Бондарчук в те годы оказался немодным и «реакционным». На V-м съезде кинематографистов его третировали, облаивали, всячески поносили, припоминая все: что было, и чего никогда не было. Завистники и подлецы торжествовали: безбоязненной стала возможность мешать с грязью великого человека, уже пожилого и почти беззащитного. (Лишь один Никита Михалков не побоялся выступить в защиту Бондарчука).

«Шили» Сергею Фёдоровичу на съезде в том числе и «политику» - зачем, дескать, такой-сякой, предан старой идеологии? Говорят, Бондарчук оказался попросту потрясён происходившим, и вскоре тяжело заболел. На нем поставили крест! Обвинили в профнепригодности и неумении работать в условиях коммерческого капиталистического кино без государственной поддержки (хотя именно с капиталистическими продюсерами он ранее снял великолепный фильм «Ватерлоо»).

Желание доказать, что сил работать хватает, и талант никуда не делся, а также давняя мечта создать собственную киноверсию «Тихого Дона» - приводят Мастера к сотрудничеству с хитрыми и продуманными итальянскими дельцами. Мы можем его за это упрекнуть? Нет! Он создавал новый фильм на западные деньги, для Запада, и конечно, вынужденно принял многие из правил их Игры. Повторюсь: «Тихий Дон» Бондарчук делал на экспорт. Для показа за границей. Хотя шла речь, что затем кино увидят и в России.

Бондарчук в производстве фильма тесно сотрудничал с итальянским продюсером Энцо Рисполи. В 1990 году между студией «Время» под руководством режиссёра и фирмой Рисполи был подписан контракт о съёмках 10-серийной телеверсии и 5-часовой киноверсии. По условию контракта на ведущие роли приглашались в обязательном порядке иностранные актёры, а языком картины становился английский. В связи с чем, большому массиву русских артистов пришлось спешно учиться этому языку, либо, легко сказать, запоминать роли дословно наизусть! Впоследствии для российской телеверсии замечательных русских артистов (Владимира Гостюхина, Бориса Щербакова, Наталью Андрейченко) пришлось переозвучивать в обратную сторону.

После года съёмок, в августе 1992 года (какое страшное, жуткое, окаянное время!) Сергей Бондарчук отправился в Италию монтировать и озвучивать фильм. Во время монтажа началась тяжба с Рисполи. Тот уверял, что произошёл перерасход средств бюджета; его компания заявила о банкротстве. Киноплёнки были конфискованы банком - кредитором. Так мэтр отечественного искусства в реальности столкнулся с акульей пастью капитализма (оказалось - не выдумки советской пропаганды!). В 1994 году случилось несчастье: наш великий соотечественник ушёл из жизни. Свою картину Сергей Фёдорович так и не увидел на экране... По прошествии более десяти лет телекомпания Константина Эрнста при очень, очень активном содействии Познера и Швыдкого выкупила рабочие материалы, требовавшие монтажа и озвучки, у итальянцев.

Печать, ранее анонсируя выход картины на экран, отмечала, что в новой версии восполнены «пробелы» старого фильма, касающиеся исторических аспектов Верхнедонского восстания, и большое место будет уделено съёмкам мощных по размаху батальных сцен (режиссёр это прекрасно умел делать - кто поспорит?). В общем, вроде бы нас ждало кино больше «о политике и войне», нежели «про любовь». Как получилось, что все же «про любовь» (а именно уже так представили фильм перед показом на ОРТ в 2006 году) - непонятно...

У Бондарчука, к сожалению, получился промах и с войной, и с политикой, и с любовью. Самое странное заключается вот в чём: фильм вышел даже не «по мотивам» Шолохова, а «по мотивам» Герасимова! Большинство эпизодов новой экранизации - калька эпизодов основной версии, пятьдесят восьмого года. Но калька дурная. Не совсем качественная и тусклая. Для чего Мастер пошёл таким невыгодным путём? Почему не доделал, не довёл даже до относительного ума свой фильм (озвучил его и окончательно смонтировал сын Бондарчука Фёдор)? Об этом дальше.

Новая киноверсия «Тихого Дона». В первую очередь, что бросается в глаза? Отсутствие ясного, последовательного, логичного и выверенного изображения не только исторических, но и вполне бытовых событий. Бал правят полная эклектика и анархия в отражении шолоховского теста. Персонажи зачастую внезапно появляются и столь же внезапно исчезают; иногда насовсем, иногда всплывают в самый неподходящий момент (особенно в последних сериях). И когда появляются - не всегда даже ясно, кто они такие и «почему здесь?» Если не ясно российскому зрителю, то как разберутся европейцы? Не случайно для них подготовили ещё более упрощённую версию фильма из четырёх серий. Например, странно возникает у Бондарчука герой Шолохова Штокман - на пустом месте, совсем не обусловленный предыдущим повествованием. Просто из ниоткуда, хотя ненадолго. Режиссёр его быстро, без раздумий и затей, «убивает». Зачем вообще фильму «такой» Штокман? (Большевики в новой киноверсии словно какие-то «маски» с маскарада со злым выражением, а не живые люди из плоти и крови; один из сильнейших шолоховских образов - Михаил Кошевой - сам много страдавший и заставлявший страдать других, низведён до уровня банального злодея, в одиночку бегающего по хутору и сжигающего все подряд).

Историю о том, как и почему Григорий первоначально, а затем и ещё раз, оказался на стороне красных, Бондарчук «благополучно» пропускает - одну из основных сюжетных линий романа! Без этого непонятен образ Мелехова! Всего два слова за кадром в версии Бондарчука о пребывании Григория в стане большевиков. Почему, зачем, каким образом?

Поэтому в знаменитой сцене, когда Григорий, мстя за убитого брата, врывается на вражескую батарею и рубит отчаянно матросов, а затем в истерике слезает с коня и рыдает, вопрошая «Кого же я порубил!?», возникает законный вопрос: «Чего он расчувствовался и жалеет злейших врагов?» Вопрос возникает, конечно, если не знаешь из текста романа, что Мелехов поначалу добровольно ушёл к красным и с горячим желанием воевал некоторое время на их стороне.

Один из фундаментальных моментов книги (и основной версии экранизации). Первая кровь, пролитая Григорием. Убийство австрийского солдата во время кавалерийской атаки. У Сергея Герасимова данному эпизоду уделено большое внимание, и все логично. Ужас, боль и ожидание смерти австрийцем, мольба о пощаде и кричащие глаза - шок Мелехова, обагрившего руки чужой кровью. Трагедия мира, пылающего в тисках войны. А как у Бондарчука? Спокойно догнал, убил - эпизод обрывается. Воюет казак себе преспокойно дальше. Никакого смыслового ударения. И так почти во всех трагических сценах. Вот Кошевой на холме расстреливает брата Григория Петра. Вытащил пистолет, застрелил - и «поехали» дальше. Все походя, нехотя, кое-как. Артисты «не живут», всего лишь кто лучше, а кто хуже играют дисциплинированно простенькие роли. По отсутствию, зачастую, между эпизодами последовательности и логических связей понимаешь, перед тобой - рабочий материал, некая недоработанная версия фильма. Бондарчук просто не доделал все, что задумал, даже в рамках своей концепции. Не успел. Его труд прервался из-за финансовых проблем на конечной стадии (а возможно, только на середине пути?).

Отдельно скажу о закадровом комментарии. Глубокоуважаемый Никита Михалков явно не попал «в тему». Мало того, что текст далеко не всегда совпадает с происходящим на экране, а порой представляет героев, которые так и не появятся или появятся безымянными.

Сам убаюкивающе-размеренный, безэмоциональный голос («по-стариковски рассказывающий внукам сказку - небывальщину на ночь») совершенно не вяжется с яростным, сугубо реалистичным и горьким романом Шолохова.

В принципе, в новой киноверсии масса различных неурядиц - куча фактических ошибок, недоговорённостей. С исторической правдой большие, очень большие проблемы. Вот сам Сергей Бондарчук играет роль атамана Краснова, произносящего в дружеской компании офицеров Антанты - англичан и французов - здравицы во имя единой неделимой России. Не знаю, кто консультировал Бондарчука, и имелся ли исторический консультант у фильма в принципе?

Во время Гражданской войны Краснов вовсе не был пожилым, измождённым человеком, а пребывал в расцвете сил. Но самое главное: он считался по политическим взглядам скорее националистом, автономистом, и выступал за создание независимого казачьего государства, союзного Германии (являлся убеждённым германофилом, откровенно недолюбливал Антанту). И представить атамана в такой компании, произносящего скорее монархические речи о великой и неделимой России, чрезвычайно сложно. Слишком я привязался к «мелочи»? Как сказать...

Бытовые детали в фильме - то же самое. Масса недоделок и недосмотров. Ну не ходили казачки с коромыслами по воду в платье, примерно стоящем, на глаз, эдак тысячу долларов, сделанном в народном стиле, правда, но из очень странного для хутора и станицы материала! Так не ели, так не пели. Не пили и не спали. Не танцевали, не гуляли на свадьбах. Не справляли поминки. То, что мы увидели на экране, -непохоже даже на сельскую провинцию в наше время (а уж в начале двадцатого века!..). Городские люди, некоторые - «утончённо-нездешние» иностранцы, мучились страшными муками, пытаясь изобразить из себя казаков и казачек...

Об озвучивании иностранных артистов в версии, вышедшей на ОРТ. Ещё одна громкая неудача. Чудовищно «гэкающий», приторно-утрированный, почему-то смешанный с украинским «шо», речевой акцент - выдаваемый за говор донских казаков. Роль Григория озвучивает Максим Суханов - талантливый артист, но его голос (эдакого холодного урбанизированного интеллектуала) совершенно, по сути, контрастирует с образом лихого, горячего, немного грубоватого донского казака. Человек, читающий текст, извините (не могу по-другому сказать), «мямлит, гнусавит, ноет, причитает». И это Мелехов???

Ох, теперь на «нетрадиционную» тему. Об облике суперзвезды версии Бондарчука - известного английского актёра Руперта Эверетта. Что тут скажешь?! И смех, и грех. На «голубом» небосклоне фильма появляется «замечательный объект», так что: «гей, казаки!» Женственно-ранимый европеец с печальным, потухшим, отсутствующим взглядом - в бою на коне с пикой в руках или в любовной сцене - зрелище не для слабонервных. Разумеется, снимать в главной мужской роли гей-артиста явно не то, о чём мечтал Сергей Бондарчук. Естественно, Эверетта ему навязали продюсеры.

Появление англичанина в фильме однозначно можно считать насилием над творческими идеями великого режиссёра (кстати, сам Эверетт выражал огромное удивление назначением на роль Мелехова). Но факт остаётся фактом! Нас ожидал именно такой Мелехов - робкий, рефлексирующий, «не в своей тарелке». По западным понятиям гей вполне может играть нормального мужчину, и даже эпического героя. Но с точки зрения нашей культуры это неуместно и малопонятно.

Подсознательные рефлексы берут верх, и Эверетту, хотя он очень искренне старался, конечно, сложно изобразить вселенскую страсть к Аксинье (точнее - к французской актрисе Дельфин Форрест, с которой тоже масса проблем, и к которой подъем чувств возникнет далеко не у каждого мужчины с естественной ориентацией). Только мрачную улыбку может вызвать эпизод фильма, когда Эверетт (он же Григорий), увидев спящих Аксинью (в исполнении Форрест) и её мужа Степана, невольно косится в сторону Степана.

Француженка, «наша бедная», она тоже старалась. Как могла. Как умеет. Как учили. Объясняли ей, конечно, сердешной, кое-что про российское житие - бытие. Что-то запомнила, что-то уразумела. И техникой профессиональной, безусловно, владеет. Но «вес не покорился». Не по зубам. Харизмы не хватает; и огня, страсти в душе. Форрест и Быстрицкая - две разные величины. Разные! Бесстрастно-холодноватое выражение лица не покидает француженку ни на минуту, какой эпизод фильма ни возьми. Вот она, вроде бы, «влюбляется» в Григория (то есть, ха-ха - в Эверетта), но на лице остаётся неизменная маска: голая видимость чувства присутствует, работает соответствующая мимика; однако за этим, в глубине, зияет абсолютная пустота. Вот «хоронит» ребёнка - ноль эмоций! Вот «бросает мужа, сходится и расходится с любовником»: ни гу-гу. Ледяной айсберг, вечная мерзлота.

Все там у них на итало-англо-французском «Дону» просто, практично, без сюсюканья; как анкета при приёме на работу. Родился-крестился-чуток спокойно повоевал, кое-кого невзначай убил - сам помер - закопали. Смотрите, глубокая сцена Шолохова: Григорий оплакивает любимую Аксинью, высочайшая степень трагедии. А в фильме: Эверетт - сюда её, в могилу. И даже не вздрогнул... Невыносимо медленную Форрест и заторможенного Эверетта хочется «оживить», подтолкнуть, разгипнотизировать.

Мюррей Абрахам, играющий отца Григория Мелехова, кстати, вполне сносный мастер в своём ремесле. Но, Боже мой: на казака совершенно, решительно, абсолютно не похож. Ему бы старого пирата сыграть, цены не было бы. С серьгой в ухе (как в фильме) - какого-нибудь Джона Сильвера. На Сильвера похож, на Пантелея Прокофьевича (даже учитывая его турецкую кровь) - ни-ни. Непохож. Получился бывший строевой казак («призы брал на императорском смотру») в виде пожилого наркодилера. Смешно. И грустно...

Нет, твёрдо уверен: версия Бондарчука имеет право на существование. Её можно показывать на Западе; им там все одинаково, кто за что у нас воевал сто лет тому назад - кто за единую и неделимую, кто за независимый Дон, а кто за мировой интернационал. Большинство американцев даже не знает, где загадочную Россию искать на глобусе, а я придираюсь - говор не тот, наряды потешные, Абрахам на пирата смахивает...

На Западе сойдёт и так. Они привыкли «хавать» эту вечную русскую «развесистую клюкву». Такой у них интеллект, такое образование, такой менталитет. Западу не до тонких нюансов культурного быта чужой ушедшей истории. Стреляют в фильме? Стреляют! Что ещё надо? На мой взгляд, после премьерного показа на Западе фильм можно было и в России продемонстрировать, но без помпы, устроенной в 2006 году. В порядке плюрализма мнений, плюрализма культурных подходов. Да и для того, чтобы лишний раз подчеркнуть достоинства выдающегося кино Сергея Герасимова.

Отклики общественности и специалистов на новую версию «Тихого Дона» не заставили себя ждать. Разумеется, на 95 процентов они были негативными, злыми, порой даже оскорбительными. Что делать, так был воспринят результат. К примеру, кинокритик Павел Басинский писал: «Этот фильм - история нашей современной национальной вины. Перед Бондарчуком. Перед автором «Тихого Дона». Перед нашими зрителями. Это история о том, как зачем-то все решительно изнасиловали всех. Заказчики - Бондарчука. Бондарчук - совершенно не готовых для предложенных им ролей иностранных актёров. Наши артисты - самих себя, заставляя произносить родные речи на английском языке». Приведу и несколько мнений простых зрителей.

«Каков выбор актёров на главные роли! Лучше Быстрицкой Аксинью сыграть уже никто не сможет! Зачем понадобилось возвращать на родину позор великого режиссёра?»

«Эверетт и Форрест. Что скажешь? Это все равно, как если бы Феллини пригласил Нонну Мордюкову и Юрия Никулина играть в «Сладкой жизни» вместо Марчело Мастрояни и Аниты Экберг. Просто целующегося взахлёб с чужой женой радикального гея очень трудно принять за героя - казака. Фантазии не хватает!»

«Западные актёры, будто выскочившие на экран с обложек фэшн-изданий, кривляются в совершенно противоестественной манере, пытаясь истерично изобразить страсти. Смешна Аксинья, «а-ля рюс», с причёской и гримом распутной фрейлины короля Людовика, разряженная в немыслимый сарафан, которых сроду на Дону не видывали».

«Западная составляющая актёрского ансамбля попросту перпендикулярна российской. Крупные планы приглашённых знаменитостей сочетаются с невнятными мини - проходами «родных лиц» в том порядке, что абсолютно ясно, кто тут всем заведует».

«Это кино совершенно мыльное, дух романа исчезает с первого кадра. Это лубок для иностранцев, впервые открывающих для себя, что в России была такая кровавая и страшная драма. Если бы такое кино снял иностранец, тогда никто не удивился».

«Перед нами вялая и схематичная псевдорусская поделка, снятая из любви к валюте».

Да, вот такие нелестные мнения...

Мне не даёт покоя вопрос: как канувшие, вроде бы, в небытие киноплёнки с фильмом Бондарчука вдруг столь внезапно «вернулись» к нам из Италии? Почему в начале нулевых годов они срочно понадобились в России? Зачем эту неблагополучную версию «Тихого Дона» тогда так раздули СМИ? Не для того ли, чтобы российский зритель увидел на экране скоморошьего «казачка» вместо всегда Гордого и всегда Свободного казака Мелехова. Увидел и подумал, что таким «голубым» казачество и на самом деле было. В переносном смысле, разумеется.

Ведь все девяностые нам впаривали и втюхивали идею, будто мы исторические неудачники, и страна наша какая-то «нецивилизованная». Народ наш, якобы, «неправильный». И вот недоработанный, недодуманный, странный фильм на этом фоне появился в России. Скажу жёстко: от «наших западных друзей» были нанесены своеобразные пощёчины возрождающемуся казачеству, встающей с колен стране, нанесены пощёчины всей российской Великой Истории. А Бондарчук, увы, оказался в своё время заложником политики и бизнеса. Мне кажется, будь он жив в 2006 году, то не допустил бы выхода картины на экран.

Но в памяти навсегда останется настоящий фильм «Тихий Дон» - «бриллиант» Сергея Аполлинариевича Герасимова. Кинороман о настоящем казачестве, о настоящих событиях и настоящих чувствах. Этот фильм отличается от перестроечной версии, как гармония отличается от хаоса.

Ну а теперь свою трактовку эпохального романа Михаила Александровича Шолохова предложил Сергей Урсуляк...

Гармония и Скука

...И вот прошло некоторое время с момента телевизионного показа 14-серийного фильма Сергея Урсуляка, снятого режиссёром по роману М.А. Шолохова «Тихий Дон». Впечатление от картины оформилось в определённые размышления. Рискну поделиться своими мыслями по поводу этой новейшей экранизации. На мой взгляд, известный кинорежиссёр потерпел творческую неудачу, не совладав с масштабным литературным произведением. Распиаренная и расхваленная без всякой меры современная трактовка (как и предыдущая Сергея Бондарчука) оказалась претенциозной, но сомнительной.

Ещё во время съёмок Сергей Урсуляк заявлял, что он не делает ремейк великого фильма Герасимова 1958 года (который сам по себе стал классикой и до сих пор любим миллионами и миллионами зрителей), а снимает телесагу о казачьей семье, о любви, измене, верности, используя красивые пейзажи и неповторимый колорит Дона; и не намерен «полностью окунаться» в политическую жизнь начала двадцатого века. Однако роман «Тихий Дон», в первую очередь, яркое политическое произведение, посвященное описанию размаха Гражданской войны на Дону и проблемам становления Советской власти в регионе. Перечитайте книгу! А любовная история Григория и Аксиньи очень важный, но все-таки фон происходивших грандиозных перемен. Шолохов - политический, партийный писатель; из песни слова не выкинешь: превратить Михаила Александровича в сугубого отобразителя любовных сцен или задним числом сделать белогвардейцем (как в начале девяностых попытался своей экранизацией Сергей Бондарчук) невозможно! Шолохов - ярчайший представитель социалистического реализма.

Непонятно, почему Урсуляк не мог создать своё кино на заявленную им тему (любовь и отношения в патриархальных казачьих семьях предреволюционного и революционного времени), не трогая роман Шолохова и не смешиваясь с ним. Тогда трактуй как хочешь, ты сам себе господин. А если заявляешь об экранизации классика, то будь любезен, соблюдай каноны, не тобой установленные. Что касается сравнения с потрясающим фильмом С.А. Герасимова, то его избежать Урсуляку изначально было никак нельзя. Категорически никак.

Наконец, никуда не делся Сергей Урсуляк «ни от революции, ни от войны». Пришлось и волюнтаристски был выкинут за борт ряд центральных персонажей романа. Таких, например, как Бунчук и Штокман.

Теперь подробнее.

Первое. Соотнесение показанного нам Дона, казачества, казачьих характеров и типов с реальностью. Актёры очень старались воссоздать подлинность бытовых моментов и соответствовать литературным персонажам. Это старание, сверхусилие и нажим преследуют зрителя с первых же минут первой серии. Творческий коллектив показался мне зажатым, напряжённым, отчего-то усталым и иногда даже порой растерянным на фоне непосильной задачи. Натужное кино, не совсем естественное, мучительно - фальшивое; чересчур, чересчур много наигранности, невсамделишности.

Видны стремление и колоссальная работа, особенно операторская, а также строгий подход к декорациям и костюмам (хотя последние давили на глаз излишней парадностью, свежестью и белизной; казачий хутор в своей ежедневной трудовой простоте, а тем более боевые условия вряд ли предполагают костюмы «с иголочки»). Но зритель не должен замечать подобного рвения, надрывности, крикливости; в идеале он должен слитно с героями проживать их жизнь, страдать и радоваться вместе с ними, свободно и незаметно для себя погружаясь в предложенные обстоятельства. А вместо  этого мы наблюдали артистов, «тяжело копошившихся» как бы за стеклом, перпендикулярно биению жизни. Многократно усиливался такой эффект восприятия ещё из-за невероятной затянутости, медлительности, убаюкивающего спокойствия фильма. В нем даже сугубо драматические моменты покрывались флегматичным, усыпляюще-заторможенным налётом (тут, видимо, сказалось и мировосприятие самого режиссёра). Убрать столько действующих лиц романа, опустить чуть ли не половину событий, и растянуть на 14 серий! Зачем?

Замороженный тонус фильма совершенно не годится для отражения тематики литературного оригинала ни исторически, ни географически, ни антропологически: ведь действие происходит не во фьордах Норвегии, не в чопорном туманном Альбионе, не в горах Тибета, посреди разлитой философской тишины. Энергетика Дона, ментальность жителей, основные психотипы прямо, просто прямо противоположны неспешности и задумчивости. Почувствуйте - насколько разные скорости у экспрессивного Дона (даже нынешнего) и у вялотекущего, дремлющего фильма! Это несоответствие вопит о себе.

Кстати, вышеупомянутые мной пустая надрывность и ленивая крикливость, странно возникающие неподготовленно, из ниоткуда, вспышки ненастоящих эмоций «не заводят картинку», не ускоряют её, а тонут в ней, растворяются и исчезают. Неторопливый рассказ, неторопливые люди, тихо бегущая волна. Где происходят события: в казачьем хуторе или в эстонском? Даже «кипению Гражданской войны» не удаётся расшевелить происходящее; «страсти, драмы, смерти» происходят чинно, спокойно, как бы по графику.

Чему удивляться? Рафинированные молодые люди, горожане до мозга костей, ухоженные парни  и девушки, с  модными прическами, макияжем и маникюром, играют казаков и казачек. Но биоритмы-то совсем иные. Они не представляют себе реальности военных будней, они незнакомы, наверное, в большинстве своём с изнуряющим сельским трудом (на эту сложную тему в фильме выделены считанные эпизоды, да и те порой вызывают улыбку: «казаки и казачки» после тяжёлой работы в поле собираются за столом, и без удовольствия, вальяжно ковыряются в еде, словно находясь в топовом ресторане).

Скорость принятия решений в «живой» жизни на порядок выше, чем в урбанизированном покое. Вот чего не учитывает Сергей Урсуляк.

Режиссёр стоял на позиции, что возраст экранных героев должен совпадать с возрастом, указанным либо подразумевавшимся у Шолохова. Прекрасно. Только одно «но». Внешний вид, выражение лица, статность фигуры (и серьёзность мыслей, внутренние ограничения, самоощущение) двадцатипятилетнего казака начала XX века соответствуют вовсе не нынешнему пареньку биологически такого же возраста, а скорее сегодняшнему мужику 35, а то и 40 лет. Вот в чем дело. И поэтому столь естественно смотрятся в кадре Глебов и Быстрицкая (казачек все сказанное тоже касается) в киноклассике Герасимова, и столь странно воспринимаются Ткачук и Чернышева у Урсуляка, напоминающие по ходу событий фильма не только в 1913 году, но и в 1919 году скорее сорванцов, убежавших с лекции в колледже на съёмки любовных сцен в кино.

Где в новейшей экранизации привычный типаж исторического казака: гордость, переходящая порой в высокомерие, необыкновенная уверенность в себе, разливающаяся в каждом движении сила, явный, напоказ боевой дух? Его и близко нет. Где уникальная донская красота лиц и фигур (по Шолохову «Мелеховы диковато - красивые казаки»)? Мы наблюдаем на экране в основном не черноглазых сочных красавиц, не темпераментных степняков - прирождённых воинов, а умиротворённых, интеллигентных, образованных парней и девушек, говорящих всем своим видом, от светлых волос до скромных физических кондиций, о своей московской или питерской прописке, о занятии интеллектуальным трудом и о столичной сытости. Удивительно: фильм на самом деле снимался на Верхнем Дону, а не в московском павильоне, но ощущения присутствия великой реки у меня не возникает, не чувствую я аромата и специфики донского края. Царит эдакая скандинавская сдержанность.

Хотя казачий быт отражён в целом грамотно, внимательно, однако он также не наполняется подлинными эмоциями, и он тоже холодновато-отчуждённый: в нем нет биения хуторских будней с визгом играющих детей, с возгласами стариков, с гулом церковных колоколов, даже с рёвом и мычанием домашнего скота. Вся картина, отражающая правду сельской жизни, должна была быть пропитана этими соками, этими звуками, этим состоянием.

Но в фильме повседневная жизнь хутора Татарского представлена только разрозненными, случайными эпизодами. Это и не фон событий, а лишь спонтанно появляющиеся детали. Хутор кажется опустевшим ещё в мирное время; нет полнолюдия, массовости, ощущения присутствия Народа. Одни и те же лица из немногочисленной массовки чуть-чуть «сопровождают» главных героев, не являясь по сути самостоятельными субъектами повествования. В фильме почему-то совершенно мало сцен, в которых участвуют дети. Как богатый, процветающий казачий хутор начала 20-го века без них обходится? Куда они подевались? Даже детям Григория Мелехова, то есть основного героя, быт которого как на ладони, крайне незначительно выделено сценарное время. Его сын и дочь - «редкие гости» в собственном доме, периодически совсем исчезают из сюжетной линии, их прямо-таки не слышно... Спонтанно, нелогично они изредка появляются; при этом, порой мелькает один лишь мальчик, девочка же напрочь вне сюжета.

Наверное, услышь меня режиссёр Сергей Урсуляк, то он бы возразил: «Что ты к мелочам придираешься! Вдвоём дети, поодиночке, ну забыли ненадолго про них; подумаешь - скотина домашняя не мычит, папахи и фуражки на головах, как только из вещевого склада; на улицах пустынно, курени зажиточных казаков такие облезлые, обветшалые, пахнущие нищетой, такие, что у иногородних на Дону в разы лучше были, почему проблему раздуваешь - зачем обсуждать такие мелочи, когда снята целая сага? Евгений Ткачук в плечах раза в полтора меньше, чем должен быть Григорий, блондинистая Полина Чернышева статью явно не жгучая брюнетка Аксинья - ерунда, мелочи, ничего не значащие подробности». Так, считаю,  парировал бы претензии режиссёр, утверждая свою правоту: «Главное - душа артиста, интеллект, фантазия, вхождение в образ».

Нет, из «мелочей» и настоящих мелочей складывается полная картина происходящего. Как мне поверить душевному монологу артиста, его надрыву, страстям и эмоциям, если все вокруг неправдоподобное? Если он сам изображает человека, который по всем исходным данным должен, просто обязан выглядеть чуть ли не диаметрально противоположно? Реализм в целом нарушается - уже ничему веры нет.

Батальные сцены. Тут сказать нечего. Их, по большому счету, нет. Только жалкое подобие. Да, Сергей Урсуляк изначально обозначил свой подход: кино не на политическую тему, оно любовно - бытовое, вполне себе «мирное». Но по понятным причинам оказалось невозможным проигнорировать боевые сцены Первой Мировой и Гражданской. Показать любую войну на экране красочно, эффектно, увлекательно, но достоверно - исключительно трудная задача. Тут не обойдёшься без неисчерпаемых людских ресурсов, значительных финансовых возможностей, массы узких специалистов: военных историков и консультантов, краеведов и профессионалов в области общей и региональной истории.

Сотней ребят из массовки и «лихим наскоком» не отделаешься. Убеждён: без привлечения воинских частей такое кино, как экранизация «Тихого Дона» (или, скажем, «Войны и мира»), нормально, качественно, хоть в какой-то степени реалистично снять попросту нельзя.

В одной из передач на канале «Культура» известный артист Юрий Стоянов, вознося похвалы фильму Урсуляка, заметил, что абсолютно неважно - сколько всадников мы видим в кадре. Подразумевая, естественно, следующую мысль: значимость фильма определяется «высокими» идеями, а не «земными» подробностями. Позволю себе возразить Юрию Стоянову. Приведя все тот же, уже использованный мною аргумент, однако неотразимый. Пятьдесят всадников, которых мы наблюдаем в разгар «ожесточённого» киношного боя, - не есть правда войны, и не есть правда жизни. Это смешно, нелепо. А тогда не веришь и остальному, самым проникновенным текстам артистов.

Одно из слабейших звеньев фильма - музыкальное сопровождение. Мне кажется, здесь даже дискутировать сложно. Экранизацию трагической, великой, грандиозной книги, потрясающего эпоса, сопроводить такой аляповатой, невзрачной, скучнейшей мелодией, максимально не соответствующей происходящим событиям, - додуматься надо! Эта постоянно воспроизводимая, навязчивая музыка ещё больше разбивает целостность фильма, нивелирует своей заунывностью важные моменты повествования. Её абсолютно городская, меланхолически - декадентская эстетика совершенно не подходит экранизации любого шолоховского сочинения. Тем более - грозному и пылающему «Тихому Дону». Такая эстетика в данном случае вопиюще чужая.

Второе, становлюсь коротко на артистах, которым были доверены роли основных героев новейшей экранизации.

Евгений Ткачук (Григорий Мелехов). Молодой талантливый актёр, уже полюбившийся российскому зрителю. Ранее вполне удачно справился с образом исторического главаря преступного мира Одессы Мишки Япончика в соответствующем сериале. Голос, интонации, внешний облик, некоторые манеры, личностно присущие Евгению, прекрасно помогли в работе над этим сериалом. Что, на мой взгляд, должно было насторожить Сергея Урсуляка, когда он утверждал молодого человека на главную роль в «Тихом Доне». Действительно, трудно себе представить больших антиподов, чем Григорий Мелехов и Мишка Япончик. Не вина, а просто беда Ткачука в том, что он по физическим параметрам (я вот все о своём, о приземлённо-антропологическом) элементарно не похож, ну хоть плачь, на героя-казака: косая сажень в плечах, самоуверенный, разящий взор, низкий голос с ядрёным привкусом - все не про Евгения.

Так задумал Мелехова сам Шолохов как автор: смуглый и чернявый воин, обожжённый горячим ветром раздольной степи.

Взгляд, разлёт бровей, удаль в каждом движении, здоровая агрессия. Поэтому в романе и идёт за него «бабье соревнование», а не потому, что он хороший человек («с высшим образованием, возможно театральным», мечтательно - придыхательный, постоянно непостоянный, рвущийся куда-то и мечущийся). Григория у Шолохова реально тяготит вовсе не выбор между Аксиньей и Натальей, его мысли заняты политическим выбором («Тихий Дон» политический роман!): за кем же правда жизни - за красными, за белыми, за повстанцами - автономистами, за зелёными? Вот что казака на самом деле мучает. А переходы от одной любимой к другой осуществляет быстро, решительно, как сейчас говорят, «не парится». Такова суть Мелехова. В романе. Если Урсуляк понимает Григория иначе, то ему надо было снимать экранизацию не Шолохова, а самого себя. Мелехов в исполнении Ткачука мелковат во всех смыслах слова, глуповат -несмотря на постоянно задумчивое, умно-созерцательное выражение лица, плаксив, истеричен, инертен. Не кажется хуторянином и вообще казаком. Все время проступает органичный образ Мишки Япончика. Мелехов - чужая и чуждая Евгению роль.

Полина Чернышева (Аксинья). Не понимаю Сергея Урсуляка. Совсем и вовсе. Он говорит, что молодая, талантливая; старалась - вживалась. Да, может все и так. Но очевидно же: не Аксинья! Пусть режиссёр настаивает, что играть должна юная девочка, но хотя бы озаботился поиском натуры, чуть-чуть соответствующей шолоховскому оригиналу. Полина маленькая, светленькая, голубоглазая, слишком современная. Напоминает уроженку Центральной России. А какая настоящая Аксинья? Правильно - прямо противоположная. Где в фильме страстная, «огнедышащая», роковая казачка? И близко ничего похожего нет. Полина выглядит моложе даже Дарьи Урсуляк, которая играет Наталью. У Шолохова Аксинья старше соперницы, опытнее, хитрее, имеет жизненный опыт. Замужняя женщина, а не девочка-припевочка.

Аксинья у писателя харизматичная, дерзкая и внушительная, с прочным «укоренённо-земным» фундаментом и со своими особыми понятиями о морали. Она играет и таким крутым казаком как Мелехов. Её нельзя сбить с пути, помешать идти по дороге, которую захотела и выбрала, по своей воле, по своему желанию. Аксинья только поглядит - у Григория мороз по коже. Актрисе Урсуляка очень тяжело это изображать, непосильно.

Полина много кричит, суетится, задирается и нервничает в фильме, изображая силу характера. Однако не верится, не видим мы настоящей силы; все показное. И ещё важный момент. Невероятная красота Аксиньи народная, простая, внятная, мощная, ни в коем случае не утончённая, не скрытая, не завуалированная, а яркая и экспрессивная. Так у Шолохова! Полина хорошая и симпатичная девочка, городская барышня. Но не Аксинья,  высеченная у нас в камне. Вот и все. Дарья Урсуляк (Наталья, жена Григория). Крупнейшее, пожалуй, непопадание режиссёра. Дарья напоминает прилежную, послушную, добрую и отзывчивую девушку - комсомолку семидесятых годов, воспитанную и благонравную до слез, из интеллигентной московской семьи («папа пианист, мама учитель»). Как её втянуть в «Тихий Дон» или хотя бы просто на Дон? Вопрос неразрешимый. Да, Наталья у Шолохова порядочная, верная, прощающая, где-то застенчивая, по уши влюблённая в Мелехова. Но ведь тоже казачка! Может и Григория проклясть, и на недоброе решиться. Характер! Сложно поверить рафинированной Даше, что она вообще имеет какое-то отношение к хутору, а тем более в сценах в поле, и уж совсем - когда в роли Натальи пытается лишить себя жизни от неразделённой любви. Столь могучая эмоция кажется насильно прилепленной, не подкреплённой увиденным на экране характером.

Анастасия Веденская (Дарья Мелехова). Та же проблема, что и в предыдущем случае. Шолоховский персонаж Дарья: отчаянная, страстная стерва, гулёна, способная на эпатаж по хуторским меркам и эффектный поступок. Дарья - это по большому счёту «Аксинья», но уже перешедшая определённые нравственные принципы и совсем «заблудившаяся». Лукавая и бесстыжая. Яркая, с перчинкой. Что наблюдаем в фильме? Очередной положительный облик: честные и светлые глаза, скромность. Веденская мучительно изображает вертихвостку, плутовку, чертовку, способную в аффектации расстрелять пленного. Анастасия, не верю: не можешь ты этого сделать!

Людмила Зайцева (мать Мелеховых Ильинична). Нашей замечательной актрисе пришлось туго. Её роль почему-то ужата до безобразия (например, по отношению к Пантелею Прокофьевичу, которого играет Маковецкий). В книге мать Григория очень значима, у Урсуляка совсем второстепенное лицо, мало влияющее на остальных персонажей. Что странно, так как в конце сюжета её роль как главы угасающего рода резко возрастает.

Медлительный сериал вообще в последних сериях ни с того ни с сего торопливо  ускоряется и стремительно, уже не обращая внимания на детали, бежит к финишу, словно боясь куда-то опоздать.

Так вот, в чем очередной казус. Актрисе на вид за семьдесят. Маковецкому с гримом и усилием постареть - за шестьдесят. Сколько же лет должно быть их детям и невесткам? Разница между поколениями в то время примерно составляла 20-25 лет. И что же получается? Дети в семье Мелеховых у Урсуляка «помолодели», родители «постарели», а в результате Зайцева и Маковецкий больше похожи на бабушку и дедушку Григория и Петра. Довольно странно.

Серей Маковецкий (Пантелей Прокофьевич Мелехов). Ничего не скажешь: как говорится, мастерство не пропьёшь! Артист как всегда хорош, даже при самом скромном сценарии, при такой неочевидной трактовке романа, при сложных, мягко сказать, партнёрах. Безусловно, первая звезда фильма. Он нормально вписан в донской колорит, не кажется посторонним в хуторском быту. И все-таки, Маковецкий порой переигрывает, заходя за границы литературного образа. У него явно на первом плане комические этюды и мелкие нюансы - подробности характера.

Мне кажется, Сергей Маковецкий упустил огромный трагизм фигуры Пантелея Прокофьевича, у которого на глазах рушится икона патриархальной казачьей жизни, и он медленно психологически погибает, предваряя свою физическую смерть. Высочайшая драма. А вот в исполнении Маковецкого старший Мелехов умирает с улыбкой на устах согласно странной новации сценария.

Алексей Яценко (Михаил Кошевой). Михаил Кошевой, на самом деле, у Шолохова третья по значимости фигура романа после Григория и Аксиньи. Он по замыслу писателя - историческая противоположность консервативному казачеству. Не сомневающийся, на какой стороне находиться, упрямый и стойкий в своей вере. Твёрдый большевик, несгибаемый носитель новой идеи, не жалеющий ни себя, ни врагов. У писателя-коммуниста Шолохова Кошевой все-таки положительный персонаж. В наши дни в этом никто не хочет признаться, домысливая его образ с высоты сегодняшнего отношения к истории, добавляя ему ещё большей жестокости. Не стоит добавлять. Он и так у Михаила Александровича жестокий - демон и ангел революции одновременно, переходящий порой границы добра и зла. Смог его воплотить на экране Алексей Яценко, с насмешливым выражением лица и доброй, потерянной улыбкой. Нет, естественно. Кошевой в романе не терялся, он стрелял и убивал.

Никита Ефремов (Митька Коршунов, брат Натальи). Недооценённый персонаж Шолохова. Сделанный писателем в качестве махрового реакционера и белогвардейца, тоже не знающего жалости и раздумий, Митька зажил собственной жизнью. И сейчас представляется не просто тупым карателем, а своеобразным мстителем за разрушающийся мир донского казачества. Кстати, в киноклассике Герасимова его великолепно изобразил мастер эпизода Борис Новиков. У Никиты Ефремова все слишком просто и ясно: Коршунов предстаёт банальным злодеем и придурком.

Ещё хотелось бы отметить, как полагаю, две самые удачные актёрские работы. Одна из них принадлежит Александру Горбатову (Степан Астахов). Вот ему верю. И внешне передо мной настоящий казак. И внутреннее наполнение узнаю. Александр чётко представляет себе характер, поведенческие мотивации, образ жизни своего героя. Сумел отобразить и цельность натуры Астахова, его постоянные ориентиры, и изменения в судьбе, вызванные пленом и невольным участием в Гражданской войне. Здесь ни в чём нет фальши: ни во внешности, ни в особенностях речи, ни в свободном существовании в предлагаемых обстоятельствах. Я как себе представлял Степана: рослый казачина, грубоватый, домовитый; в чем-то заскорузлый, себе на уме, угрюмый и скучный в отношениях с Аксиньей. Вот так и показал нам Астахова Александр Горбатов. Точно в цель!

Понравился мне и Артур Иванов (роль Петра Мелехова). Пётр всегда казался мне степенным, уверенным, добродушным увальнем, надёжным и верным своему роду, и народу, семье и друзьям. Опора веры, опора трона. Из гущи казачества. Плоть от плоти. Без терзаний и невротики. В Артуре Иванове я увидел такого Петра. Разительное внешнее несходство двух братьев у Урсуляка - вопрос не к Артуру, а к режиссёру. Но тот на такие «мелочи» внимания не обращает.

Третье. Общее впечатление от телесериала. Сергей Урсуляк сам поместил себя между Сциллой и Харибдой, между попыткой точного отображения шолоховского текста и «семейной сагой» - грубым навязыванием собственных представлений, в том числе эстетических, зрителю, как правило, хорошо знакомому с литературным произведением. Эта двойственность и разорвала фильм на фрагменты: более удачные, менее удачные и совсем неудачные. Ни о каком фундаментальном следовании Шолохову не может идти речь - нестыковок масса; не только сюрреалистическая концовка, переиначивание обстоятельств смерти Пантелея Прокофьевича, но и многое - многое иное. Из артистов не сложился гармоничный ансамбль: каждый абсолютно за себя, и «поёт свою песню». Случайные люди на случайных местах, правда старательные, исполнительные. Увы, не понимающие изображаемых героев, не «чувствующие» их.

Совершенно не состоялось Ощущение Времени начала XX века. Его дух не витает над картиной. Грандиозное противостояние Гражданской войны фактически отсутствует. Редкие, поверхностные эпизоды, отражающие это противостояние, - мало, категорически мало для «Тихого Дона». В своём комментарии к телесериалу режиссёр с обидой говорит о том, что «его хотели завлечь в тот или иной окоп», то есть «требовали» жёстко занять ту или иную сторону, за красных или за белых. А он, дескать, остался над схваткой, и вообще сторонник гражданского мира, «любви и дружбы». На самом деле, никто ничего требовать от него не мог, кроме разумного следования литературному оригиналу (на чьей стороне Шолохов хорошо известно). Ну ладно: можно было посмотреть и послушать собственную позицию режиссёра, проявленную в его работе. Но я социальной позиции Сергея Урсуляка вовсе не заметил! Режиссёр просто тихо обошёл острые углы.

О семейно-любовной саге. И здесь, к сожалению, промах. Великой, возвышенной любви эпических героев, олицетворяющих собой сам Народ, его взгляды, понятия и образ жизни, безумных страстей и чувств абсолютно не вижу в фильме Урсуляка. Все ровненько, спокойненько, притушено и ... скучно. Под убаюкивающую музыку порой ты вовсе засыпаешь и отключаешься от происходящего. Энергии нет, огня нет, жара нет. Григорий и Аксинья, прошедшие сквозь все испытания и тянущие друг к другу руки через вечность. Вместо них мальчик и девочка, уныло блудящие на сеновале, изменяющие безо всякой видимой причины. Бессмысленно, и опять же скучно. Такая сага...

Предоставим слово Сергею Урсуляку: Как это можно снимать «Тихий Дон» после Герасимова? Я не смыл его картину и поверх не снял свою. Но мне кажется, что великая литература должна время от времени заново экранизироваться для того, чтобы молодые люди могли включить её в круг своего обсуждения, своей жизни. В сегодняшнем актёрском мире, где такое количество гламура и ерунды, очень трудно   найти молодых артистов, которые могли бы по сути совпасть с героями Шолохова. Природа, искренность, чистота, умение любить - это очень трудно найти в человеке. Те актёры, которых выбрал я, Евгений Ткачук и Полина Чернышева - это Григорий и Аксинья, которых я вижу сегодня. Эти актёры соответствуют моим представлениям о том, что такое герои Шолохова. Внутреннее наполнение их подчас важнее, чем буквальное внешнее совпадение роста и цвета волос. Они умеют не просто играть чувства, а проживать их. Не помню, чего ожидал от съёмок «Тихого Дона». Однако я не снял того, чего я не хотел снять. Нравится или не нравится, удачно или не удачно, это уже не мне решать. Мне дали возможности, и я все их использовал. И снял так, как я хотел снять. Нравится - спасибо, не нравится - извините». Характерные сентенции автора фильма...

Сергей Урсуляк отличный, высокопрофессиональный режиссёр. Он снял замечательный сериал «Исаев» о становлении советской разведки, такой, считаю, шедевр как «Жизнь и судьба» о Великой Отечественной войне (вот где воистину сопереживаешь героям, плачешь вместе с ними, и вместе с ними идёшь в атаку). То есть, его мастерство неоспоримо. Видимо, просто попал не на свою родную тему, не прочувствовал нюансы шолоховского текста, не отнёсся бережно и деликатно к Слову писателя. Бывает.

Наперекор шолоховской оде казачеству получилось тоскливое, натужное изображение грустных коллизий гулящего казака и распутной казачки. И только. Ранее, сравнивая киноклассику Герасимова с попыткой Сергея Бондарчука в начале лихих девяностых снять ремейк «Тихого Дона» по новым лекалам, я употребил словосочетание «гармония и хаос». Сравнивая теперь вечный фильм Герасимова и новейшую работу Сергея Урсуляка, выражусь, пожалуй, следующим образом: гармония и скука.