Включить версию для слабовидящих

Черкашина_Памятник Пушкину

^Back To Top

Календарь праздников

Праздники России

Контакты

346780 Ростовская область

г. Азов, Петровский б-р 20 

тел.(86342) 4-49-43, 4-06-15 

E-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.

qr VK

Besucherzahler
счетчик посещений
 

Яндекс.Метрика

EXEGI MONUMENTUM

(«Я воздвиг памятник» (лат.). Эпиграф к пушкинскому стихотворению
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» взят из Горация (книга III, ода XXX).

 Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
Александр Пушкин

   Традиция отмечать день рождения Александра Сергеевича Пушкина берёт начало с того дня, когда в Москве на Тверском бульваре был воздвигнут памятник великому поэту.
   Идея создания памятника Пушкину принадлежит выпускникам Царскосельского лицея, и установить его задумывалось в Царском селе. Близился полувековой юбилей прославленного учебного заведения — где же, как ни рядом с лицеем, стоять памятнику самому знаменитому лицеисту?!
   Неразрывно связано с историей памятника и имя внука Павла I, принца Петра Георгиевича Ольденбургского, имевшего счастье дважды встречаться с Пушкиным. На него, попечителя Императорского Александровского лицея (к тому времени лицей из Царского Села был переведён в Петербург и переименован), возлагают свои надежды выпускники-лицеисты. И Пётр Георгиевич лично передаёт их прошение Александру II, ведь с монархом его связывают тёплые, дружеские отношения, возникшие ещё с юных лет.
  История распорядилась по-своему. В Царском Селе памятник поэту появился много позже, и увидеть его Александру II не довелось. Но император стал августейшим «крёстным» московского монумента: его высочайшим указом был создан Комитет по сооружению памятника Пушкину, председателем которого как истинный почитатель поэта утверждён Пётр Ольденбургский.
  Почти одновременно, в 1860 году, объявлена и первая подписка по сбору средств на возведение памятника Пушкину. Однако собранных тогда тридцати тысяч рублей было явно недостаточно. В 1870-м академик Яков Карлович Грот, бывший лицеист, выступает с инициативой новой подписки. Рубли и полушки стекаются со всей России. На памятник Пушкину жертвуют все: купцы, чиновники, крестьяне, августейшая чета, дьячки, гимназисты, горничные, великие князья и княгини, офицеры, студенты. Во всенародной «копилке» более ста шестидесяти тысяч рублей — огромные по тем временам деньги.
  В чреде государственных забот Александр II не забывал следить за ходом дел учреждённого им комитета. Известна служебная записка его председателя (1876 год): «Государь император... в 18-й день сего декабря Всемилостивейше повелеть изволил, чтобы модель академика Опекушина была поставлена для предварительного личного обозрения оной Его Величеством в Белой зале Зимнего дворца».
   Есть в том некая мистика: будто повинуясь монаршей воле, Пушкин вновь явился во дворец. Но не в парадном одеянии. И не изменяя былым привычкам. В длинном сюртуке, с наброшенным поверх него плащом. Правая рука его (больше ей никогда не взять перо!) заложена за борт сюртука, левая — чуть отведена назад, за спину; в ней — дорожная шляпа. В великой задумчивости склонил он голову, созерцая из небытия нечто, ведомое ему одному...
   Государь осмотрел конкурсную модель (известен день — 23 декабря), вылепленную в глине в размере будущего монумента, и остался доволен. Царское одобрение было получено.

ПОБЕДИТЕЛЬ

   Всего за год до объявления первой подписки на памятник будущий его ваятель получает вольную. Александр Опекушин сын крепостного, становится свободным гражданином! Благо, что не проглядел недюжинный дар сына крестьянин Михайло Опекушин, с согласия барыни отдав мальчика в Рисовальную школу в Санкт-Петербурге.1ПушкинПамятник
  Вольная давала право на ученичество в Императорской Академии художеств. А вскоре в её стенах Александр Опекушин получил и первую свою награду — малую серебряную медаль. Крепнет талант, оттачивается мастерство скульптора. Будущий памятник и его создатель словно движутся навстречу друг другу, преодолевая все препятствия.
  И вот март 1873-го. Первый конкурс в зале Опекунского совета. Из пятнадцати представленных моделей три принадлежат академику Опекушину. В одной он изобразил сидящего на скале Пушкина, внимающего крылатой музе, в другой — поэта, стоящего на пьедестале-пирамиде в окружении его героев. Но самой перспективной стала модель под номером пятнадцать: Пушкин стоит, заложив правую руку за борт сюртука, а к основанию памятника «примостилась» муза с лирой в руках.
  Модели остальных претендентов, по мнению членов жюри, грешили помпезностью, многофигурностью, «перегрузкой» аллегориями и символами.
   Вот обзоры, и довольно язвительные, с выставки-конкурса, что публиковались в журнале «Гражданин»:
  «№ 6. Художнику, неизвестно почему, вздумалось нарядить бедного поэта чуть не в шубу и в тёплые сапоги. Очевидно, такой костюм очень стесняет поэта, и он решительно не знает, что ему делать с увесистою лирою...
   № 7. Пушкин изображён сидящим... Сбоку ни к селу ни к городу изображение, по объяснению автора, лежащего, а нам кажется, было бы правильнее сказать — павшего Пегаса, если принять в соображение его несчастную позу.
  № 10. Пушкин сидит на каком-то курульном кресле. В одной руке он держит перо, другою что-то ловит в воздухе... Кругом разбросаны книги».
   И хотя ни один из проектов не был признан достойным, пятерым конкурсантам, в том числе и Александру Опекушину, выделили поощрительные премии.
  Ровно через год в зале Императорской Академии художеств прошёл второй конкурс. Опекушин представляет четыре модели будущего памятника. Одна из них, как возможная основа «дальнейших творческих поисков», приковывает внимание строгого жюри и публики. Одобрения судей заслужил также скульптор Пармен Петрович Забелло, представивший на конкурс три модели.
  Но критика бесстрастна: ни одна из моделей «не достойна быть памятником Пушкину», так как «ни красоты, ни мысли, ни воображения в этих моделях нет», нет «художественного чувства и ясности понимания... творчества Пушкина». Журналисты выносят ещё более суровый вердикт: конкурс производит «тяжёлое впечатление убогостью выставленных моделей».
  И наконец, последний открытый конкурс в мае 1875-го. У Опекушина — шесть моделей, у Забелло — четыре. А ещё — работы скульпторов Антокольского и Шредера.
  Опекушинская модель под номером семь признана лучшей! В ней, по мнению судей, благодаря энергичной и яркой технике найден образ «поэта впечатлительного, искушённого опытом жизни, удержавшего все прелести мечтательности». Да и сам выбор позы Пушкина, соединённый «с простотою, непринуждённостью и спокойствием», более всего соответствовал характеру поэта.
  Какие страсти кипели вокруг будущего памятника! Победитель Александр Опекушин ликовал: «Было три лихорадочных конкурса. В двух из них участвовали все скульпторы того времени. Ах, как было жарко! Ах, какая суматоха! Сколько зависти было друг к другу; каждый хотел быть ваятелем, по выражению Белинского, "вековечного памятника" — человеку, который впитал в себя огромное количество красок и музыки жизни...»
  Став обладателем первой премии, Александр Михайлович получил и заказ на изготовление статуи поэта.

ТОРЖЕСТВО

  Государь полагал, что памятник должно воздвигнуть на родине Пушкина, в Первопрестольной, «где монумент... получит вполне национальное значение». Что и свершилось — торжества, посвященные его открытию, прошли в Москве. Правда, предстоящее празднество, приуроченное ко дню рождения поэта 26 мая, пришлось перенести в связи с трауром по императрице Марии Александровне.
  Есть в том своя неслучайность, что на сооружение памятника Пушкину Мария Александровна (её называли «царицей милосердия») внесла 300 рублей — самую значительную сумму из пожертвований августейших почитателей поэта. И так уж совпало, что смерть государыни вызвала отсрочку торжеств: памятник русскому гению был открыт лишь 6 июня — этот день в современной России назван Пушкинским.
  Принц Ольденбургский немало порадел, чтобы в Москве, на Страстной площади, встал в своей величественной простоте памятник Пушкину. В тот знаменательный день Петра Георгиевича чествовали как самого дорогого и почётного гостя. Обращаясь к нему, городской голова С. М. Третьяков произнёс прочувственную речь: «От лица московской городской Думы имею счастье выразить глубокую благодарность Вашему Императорскому Высочеству... за испрошение Державной воли воздвигнуть памятник Пушкину в нашей древней столице — месте его рождения. Приняв памятник этот в своё владение, Москва будет хранить его как драгоценнейшее народное достояние!..»
   Славное торжество долго ещё помнилось москвичам. Под колокольный перезвон и гимн «Коль славен» (его грянули сразу четыре военных оркестра с хорами певчих) с памятника поэту спало покрывало, и... всех охватил небывалый восторг: раздались крики «Ура!», в воздух полетели цветы и шляпы. Достоевский и Тургенев, Аксаков и Островский, Майков и Фет — весь цвет русской литературы — стали свидетелями и участниками незабываемого народного празднества.
  Принц Пётр Ольденбургский, сын великой княгини Екатерины Павловны, заслужившей некогда лестные отзывы Пушкина, был знаком со всеми детьми поэта, приглашёнными в Москву в те памятные июньские дни.
  «Августейший председатель бывшего Комитета по сооружению памятника, подойдя к членам семьи великого поэта, поздравил каждого из них в отдельности и в сопровождении... высокопоставленных лиц и семейства Пушкина обошёл памятник», — сообщала одна из московских газет.
   Журнал «Живописное обозрение» представил на своих страницах поистине выразительные портреты детей Пушкина: «Старший сын, гусарский полковник, пожилой с проседью, небольшого роста, коренастый, представляющий собой обычный тип армейского офицера; младший — брюнет с окладистой бородой был несколько более похож на отца. Дочери — обе представительные дамы, одетые в глубокий траур, стройные, высокие, изящные. Обе по внешности пошли в мать, известную московскую красавицу». Сыновья поэта —Александр и Григорий Пушкины, дочери — Мария Гартунг и графиня Наталия фон Меренберг возложили к подножию монумента венки из белых роз и лилий.
   Бронзовый Пушкин словно собрал всех, уже поседевших, своих детей. Вместе братья и сестры встретились в Москве, у памятника великому отцу, приехав из разных городов и усадеб, не ведая, что встреча та будет последней...
   Фёдор Достоевский в письме к жене в Старую Руссу не преминул сообщить ей: «Видел... и даже говорил... с дочерью Пушкина (Нассауской)». А ранее, в начале того же года, он заочно знакомится с ней благодаря посланию из Германии Анны Философовой, где та сообщает о встрече в Висбадене с Наталией Александровной: «Её фамилия графиня Меренберг, хотя она замужем за принцем Нассауским. Так странно видеть детище нашего полубога замужем за немцем».
   На открытии памятника встретился с графиней фон Меренберг, своей давней знакомой, и Иван Сергеевич Тургенев. Ранее он приезжал в немецкий Висбаден, чтобы обговорить с ней условия публикации писем Пушкина жене. Именно Наталии Александровне, младшей дочери поэта, и достались от матери те драгоценные послания.
   ...И вновь летит письмо в Старую Руссу «Ея Высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской»: «Милый мой дорогой голубчик Аня, пишу тебе наскоро. Открытие монумента прошло вчера, где же описывать? Тут и в 20 листков не опишешь, да и времени ни минуты. Вот уже 3-ю ночь сплю только по 5 часов, да и эту ночь тоже».
   И как тут не вспомнить, что апофеозом тех пушкинских торжеств в Москве стала блистательная речь Фёдора Достоевского в зале Благородного собрания, произнесённая им на заседании Общества любителей российской словесности и вызвавшая небывалый восторг публики. Гром аплодисментов сменился шквалом оваций, — все буквально вскочили со своих мест: кричали, обнимались, плакали, а особо чувствительные дамы даже падали в обморок.
   В тот свой последний приезд в родной город Фёдор Михайлович поселился в гостинице «Лоскутной», одной из роскошнейших московских гостиниц, стоявшей прежде на Тверской, близ Иверской часовни, и особо любимой русской интеллигенцией. Именно из «Лоскутной» (гостиничный тридцать третий номер долгое время, вплоть до революционных событий, украшал портрет великого писателя) Достоевский отправлял восторженные письма жене Анне Григорьевне, здесь готовился и к ярчайшему своему выступлению, которое явилось данью памяти Пушкину.
   Исторической гостиницы давным-давно нет: она была снесена в 1930-е годы, и ныне на её месте — вход в подземный торговый центр «Охотный ряд». Но в Центральном историческом архиве Москвы хранится гостиничный счёт на имя знаменитого постояльца, из коего можно узнать, что Фёдор Михайлович, как настоящий москвич, частенько заказывал себе самовар. И свечи, чтобы в их тусклом мерцающем свете писать эти нетленные строки: «Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем видим теперь. Но Бог судил иначе. Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унёс с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».
   ...А по соседству с «Лоскутной» на Тверской площади стояла гостиница «Дрезден». Она выходила окнами на Тверскую улицу, на особняк генерал-губернатора. «Дрезден» словно вобрал в себя старые стены прежней гостиницы «Север», где не единожды во время приездов в Москву жил Александр Сергеевич. В «Дрездене» остановился старший сын поэта, флигель-адъютант Его Императорского Величества, полковник и в скором будущем генерал-майор Александр Пушкин.
   Пути обоих — и Фёдора Михайловича, и Александра Александровича — в тот памятный день 6 июня 1880 года удивительным образом совпали: и Достоевский, и Пушкин — оба они шли к Тверскому бульвару, где вот-вот должен был явиться взорам величественный в своей простоте памятник знаменитому поэту.

«БЕССМЕРТНАЯ БРОНЗА»

  Как и полагается гениальному творению, пушкинский памятник обрёл свой мифический нимб из легенд и преданий. Говорили даже, будто бы траурный кортеж с телом былой возлюбленной поэта Анны Керн на своём скорбном пути встретился с бронзовой статуей Пушкина — памятник везли на Тверской бульвар...
   В своё время Аполлон Григорьев, автор знакомой каждому крылатой фразы «Пушкин — наше всё», поэт и литературный критик, признался: «Ничего не боялся я столько, как жить в городе без истории, преданий и памятников».2ПушкинПамятник
   Да и сам памятник русскому гению стал объектом вдохновения, вобрав в свою орбиту славные имена отечественных писателей и поэтов.

  Иван Бунин: «...Снова увидел вдали чугунную фигуру задумавшегося Пушкина, золотые и сиреневые главы Страстного монастыря»; «Вдали с благостной задумчивостью высился Пушкин, сиял Страстной монастырь»; «...Горестно и низко клонит голову Пушкин под облачным с просветами небом, точно опять говорит: "Боже, как грустна моя Россия!"»

  Борис Зайцев: «На Тверском бульваре Пушкин уже входил в пейзаж, задумчиво поглядывая со Страстного на площадь с трамваями».

  Валентин Катаев: «[Мы] привыкли также и к старинным многоруким фонарям, среди которых фигура Пушкина со склонённой курчавой головой, в плаще с гармоникой прямых складок так красиво рисовалась на фоне Страстного монастыря».

  Марина Цветаева: «Памятник Пушкина был и моя первая пространственная мера: от Никитских Ворот до памятника Пушкина — верста, та самая вечная пушкинская верста...»

  И Валерий Брюсов в окружении молодых поэтов ночи напролёт, «до утренней зари», проводил у подножия московского Пушкина, читая стихи, споря и мечтая о будущем.

  Старые москвичи вспоминали, как часто видели на Тверском бульваре дочь поэта, Марию Александровну Гартунг, статную пожилую даму в черном платье, сидящей на скамейке неподалёку от памятника её  великому отцу.
  По замыслу ваятеля, его детище, памятник Пушкину, и Страстной монастырь составляли единый архитектурный ансамбль были неразделимы: поэт склонил голову перед святыней! Но в 1937-м, в год столетия гибели Пушкина (!), не избежал Страстной горькой участи других московских обителей: его разрушили до основания…
   А в 1950 году решением властей опекунский памятник переместили на другую сторону Тверской, на место снесённой колокольни Страстного монастыря. Его «переезд» болью отозвался в сердцах не только коренных москвичей.
   «Для людей моего поколения есть два памятника Пушкину, — утверждал Валентин Катаев. — Оба одинаковых Пушкина стоят друг против друга, разделённые шумной площадью, потоками автомобилей, светофорами, жезлами регулировщиков. Один Пушкин призрачный. Он стоит на своём старом, законном месте, но его видят только старые москвичи... В незаполнимой пустоте начала Тверского бульвара, они видят подлинного Пушкина окружённого фонарями и бронзовой цепью... А Пушкин сегодняшний... лишь призрак».
   Не постигнуть разумом и через сто лет, и через триста: живой Пушкин и... статуя? Как горьки и недоуменны строки Марины Цветаевой:

Пушкин — в роли монумента?
Гостя каменного? — он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин — в роли Командора?

  Таинственные параллели мифов и реалий. При жизни Пушкин вовсе не мечтал быть увековеченным в мраморе и бронзе. Напротив, отказывался от лестных предложений именитых ваятелей. В одном из писем к жене, Александр Сергеевич, сообщая своей Наташе московские новости, сетует: «Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское моё безобразие предано будет бессмертию во всей своей мёртвой неподвижности...»
  Арапское безобразие», так досаждавшее поэту при жизни, с веками трансформировалось в самый романтический и любимый миллионами пушкинский облик. И рукотворные памятники поэту в XX и XXI веках «расселились» по странам и континентам безо всяких на то виз и разрешений. Так странно и прихотливо исполнились давние мечтания Пушкина — побывать в чужих краях.
   Памятники, запечатлевшие его африканские черты, появятся в мировых столицах и скромных деревеньках, но среди великого множества монументов лишь одному — памятнику поэту в Москве работы Александра Михайловича Опекушина — суждено будет обрести поистине неиссякаемую народную любовь.

Черкашина, Л. Еxegi monumentum/ Л. Черкашина//Наука и жизнь, 2019.- № 6.- С.3-11.

 

 

 

2         425