Мало кто знает, что Н.В. Гоголь, помимо литературного таланта, обладал еще массой самых разнообразных способностей.
    В письме к дяде Петру Петровичу Косяровскому он писал: «Вы еще не знаете всех моих достоинств. Я знаю кое-какие ремесла: хороший портной, недурно раскрашиваю стены альфрескою живописью, работаю на кухне и много кой-чего уж разумею из поваренного искусства…».
     Он прекрасно рисовал, вязал и вышивал, а однажды для своих сестер Анны и Елизаветы сам скроил и пошил платья. В имении родителей Гоголь со всей страстью отдавался еще одному своему увлечению — садоводству.
    Любовь Гоголя к хорошей кухне отмечали еще его соученики по гимназии. В воспоминаниях друзей писателя также немало упоминаний о том, как он любил угощать гостей.
   Николай Васильевич не только гениально описывал радости застолья, но и сам стряпал отменно. Заезжая в Абрамцево к С.Т. Аксакову, он не раз радовал хозяина своим искусством.

   Вот как Сергей Тимофеевич описывает разыгрывавшиеся порой в его имении сцены: «Когда подали макароны, которые не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать… Он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло… Когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил положить себе на тарелку макароны и стал кушать».

   Он и в Италии, на родине макарон, умудрялся диктовать владельцам ресторанов свои правила приготовления. Так что каждое появление в траттории (итальянском ресторанчике) синьора Николо превращалось в маленький спектакль. Друзья для поднятия настроения ходили нарочно смотреть на него за обедом. А посмотреть было на что:
   «Проворные мальчуганы, camerieri, привыкшие к нему, смотрят в глаза и дожидаются его приказаний. — Макарон, сыру, горчицы, масла, уксусу, сахару, брокколи… — командует Гоголь. И перед ним вырастают груды всяческой зелени, множество склянок с разноцветными жидкостями. Наконец, приносят макароны в широкой чашке. Гоголь осторожно приподнимает крышку, оттуда клубом вырывается пар. Он бросает кусок масла, которое сейчас же расплывается, посыпает их сыром, поливает строго определенным количеством из нескольких соусников, посыпает рубленой зеленью и, приняв позу жреца, совершающего жертвоприношение, с аппетитом принимается за еду».

    В первые годы своей петербургской жизни Николай Васильевич нередко тосковал по хлебосольному родительскому дому, где единственной книгой дворянина Гоголя-Яновского был «домострой» — тетрадь из грубо сшитых листов, куда записывались кулинарные рецепты и способы настаивания водок.
   «Обедать садились в двенадцать часов. Кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной украинской кухни». О, эта кухня!

   Из Петербурга Гоголь перебрался в Москву, где однажды и был приглашен на еженедельный субботний обед к Аксаковым. Там молодой талант освоился, и хозяева с удовольствием стали звать на обеды с писателем гостей в надежде, что Гоголь почитает им «что-нибудь из своего». А читал он превосходно! Аксаковы относились к Гоголю с трогательной любовью: за обедом перед его прибором стояло не простое, а розовое стекло, с него начинали подавать кушанья, ему подносили любимые блюда для пробы. После обеда он обычно дремал на диване в кабинете хозяина, а все вокруг ходили на цыпочках — Гоголь почивает! Причем никогда нельзя было сказать уверенно, будет ли Гоголь читать после сна или откажется.

   Переехав в Рим, Гоголь поселился на виа Феличе. Обедать ходил в старинную остерию «Заяц», где за длинными столами рассаживалась разношерстная публика. Еда была обычной — рис, барашек, курица, зелень, но готовили ее безупречно. Гоголь, однако, всегда находил повод для придирок. Раза по два менял рис, и каждый раз слуга добродушно улыбался, привыкнув к прихотям синьора Николо. Получив наконец тарелку риса по своему вкусу, Гоголь приступал к еде с алчностью, какой отличаются за столом люди, склонные к ипохондрии. Иных страстей, кроме писательства и кулинарии, в жизни Гоголя не было. За свои неполных 43 года он так и не женился. То ли бедность была причиной, то ли страх перед женитьбой, как у многих его героев, то ли еще что. Он говорил, что большую часть своих пороков и слабостей передавал своим персонажам, осмеивая и освобождаясь от них. Корил себя за чревоугодие, за то, что не всегда выдерживал пост.

   Произведения писателя насыщены таким количеством детальных описаний блюд и застолий, что становится понятно — культ еды в его творчестве играл существенную роль. Недаром символист Андрей Белый в литературоведческом исследовании «Мастерство Гоголя» (1934) назвал повесть «Мертвые души» — Жратвиадой, а философ Л. В. Карасев отмечал, что «у Гоголя движение сюжета в значительной степени подчиняется воле желудка». Но Гоголь не только умел гениально описывать гастрономические радости, он при случае и сам мог стать к плите и приготовить отменный обед.
    Так что Гоголя хорошо не только читать и наслаждаться, но и готовить по мотивам его произведений! Приглашаем на гоголевскую кухню!

Презентацию подготовила Н.В. Жукова,
библиотекарь Центральной библиотеки им. Н. Крупской